Я и Мой альпинизм

Вступительное слово

Почему, я решил писать?

Последнее время я читаю книгу «Альпинист». Это фантастика, альтернативная история.

Пенсионер, где-то моего возраста, сбитый машиной, попадает в прошлое в тело 16-летнего парня, занимающегося альпинизмом. Фабула следующая. Конечно же, под руководством злобного КГБ организуется восхождение на пик Победы (второй по высоте семитысячник СССР, а по трудности, по моему мнению, даже первый). Состав штурмующей команды - шестнадцатилетние парни, которые должны быть подготовлены, примерно, за 9-10 месяцев. Знаете, меня больше поразило не эта дебильность, а описание автором спортивной жизни так называемой «альпинистской секции». Вот это стало спусковым крючком к моему решению начать писать о моей альпинисткой жизни. Я давно подбираюсь к написанию воспоминаний об этой очень важной для меня части моего я, но что-то не давало писать. Сегодня, я чувствую препоны пали. Посмотрим.

Ещё, по моему мнению, одно важное отступление. В этом 2023 году должно было быть 100-летие рождения альпинизма в СССР. Я публиковал пост к 99 годовщине в 2022 году. В этом году также хотел написать пост, даже подобрал материал в части того, на что мы поменяли, празднуя международный день альпинизма, но специально его не опубликовал. Хотелось посмотреть, вспомнит ли кто-то об этой дате. Никто не вспомнил. И я осознал, что дух советского альпинизма канул в лету. К чему я это? Своими воспоминаниями я попытаюсь, через свои тогдашние и нынешние размышления, донести другое видение того времени, чем в опусах типа книги «Альпинист».

Подумал, с чего начать? Всплыло: «Вначале было Слово, и Слово было - Всё!» В общем, так всё и было.

Глава 1. 1968 год. Начало.

Моя печаль о спорте и женщинах

Осень, октябрь 1968 года. Рассолов Олег Васильевич, 15 лет от роду, в печали. На данный момент, уже не капитан баскетбольной команды ДСО Спартак г. Новокуйбышевска, и тем боле, по всей видимости, уже никогда не станет капитаном сборной СССР, кандидатами которой, стала вся стартовая пятёрка нашей команды после выигранного чемпионата СССР среди школьников.

Спортом я занимался с самого раннего детства. Помню, в начале это был бокс, но после года занятий, я к нему остыл. Сейчас я могу осознанно сказать, что мне тогда интуитивно не нравилось — не хватало пространства, широты движения и ограниченность применения мыслей. Ну и конечно бестолковое получение по драгоценной «тыковке» и другим драгоценным частям моего любимого тела. От бокса осталось быстрая реакция, резкость движения, молниеносность в рывке.

Мне понравился баскетбол, и я в 5 классе стал ходить в секцию баскетбола при ДСО Спартак в г. Новокуйбышевска, где я и занимался до 1968 года.

Осенний спортивный сезон 1968 года начинался хорошо. Мы выиграли первенство Союза среди школьников. Наша стартовая пятёрка в полном составе была определена, как стартовая пятёрка команды школьников сборной СССР для выступления на международных соревнованиях среди школьников, я был определён капитаном этой команды. Сказать, что мы были довольны, это значит, ничего не сказать. Когда нам это объявили, мы носились по спортзалу и орали, как сумасшедшие, а может быть и не «как». Но вскоре начался процесс деградации команды. Вначале на наших тренировках начали появляться девицы и число их росло. Реакцией на это стало ухудшения игры команды. Партнёры по команде явно начали играть не для победы, а для того, чтобы произвести впечатление на своих поклонниц, причём явно было заметно, что попытки тренера, как-то исправить ситуацию не приносили результата. Моя попытка обсудить ситуацию наедине с товарищами положительного результата тоже не принесла. «Мы сами с усами, а ты фанатик и женоненавистник» вот примерное резюме результатов этой попытки. С точки зрения современного понимание хорошо, что не обозвали «педиком». Правда тогда в нашем, да и так называемом общественном сознании не было этого понятия, и такая ситуация была невозможна.

Ситуация с девушками фанатами меня раздражала своей какой-то неестественностью и разлагающей эффективностью. У меня тогда возник вопрос, почему я не чувствовал того, что чувствовали они, при том, что я пользовался явно более большим вниманием. Нет, я не изображал из себя буку, мило улыбался, шутил, не краснел, когда меня целовали, но я почему-то был равнодушен.

Сейчас, с точки зрения моего сегодняшнего я, понимаю основу своих чувств и поведения. Мне, можно сказать повезло, потому что к моменту возникновения этой ситуации я уже имел интимные отношения с противоположным полом, и я был уже Мужчина.

Я полагаю, что событие, когда человек первый раз соединяется в единстве с представителем противоположного пола, является одним из краеугольных камней фундамента его жизни. Это момент, когда человек обретает качество, хорошо выраженное словами древнекитайского философа: «Женщина створ Изначального, а Мужчина Хранитель створа Изначального».

Со мной это произошло летом 1967 года. Мне было 14 лет. Я выглядел старше своего возраста, только что вернулся из спортивного лагеря полувоенного типа, располагавшегося на берегу Волги, где мы каждый день начинали не хилой зарядкой, сами готовили себе еду, а «отдыхали», бегая с компасом по лесам и проводя ежедневные матчи по футболу с ребятами из близлежащей деревни.

И вот после возвращения из лагеря, я вместе с братом и нашим другом Юркой Зайцевым приехали в пятницу на турбазу тоже расположенной на берегу Волги, где наша мать работала директором, чтобы тут провести выходные дни. Оказалось, что здесь же на турбазе отдыхали выпускники куйбышевского педагогического техникума. И так же, как, наверное, во все настоящие и будущие времена для гуманитарных учреждений, девушек было больше, чем парней. И была девушка Наташа, и был прекрасный вечер с гитарой у костра, и была ещё прекрасней ночь, нет, не бурной страсти, а растворяющей страсти единства на волнах бережного обожания двоих. Потом был день, когда мы не прикоснулись ни разу друг другу. Затем опять вечер с гитарой у костра, где мы уже сидели рядом друг с другом. И апофеоз — такая же прекрасная ночь — последняя наша ночь. Она уехала не прощаясь. Меня не было там, когда она уезжала. Мы так решили. А вечером, я и Юрка, «надрались». Всё что мы пили с Юркой вдвоём (брат на тот момент времени бросал пить): Московская, Перцовка, Зубровка и последняя Столичная, за которой бегал мой брат в деревню и смог там её найти, я запомнил на всю жизнь. Да, два литра водки на двоих в четырнадцать лет, это что-то!? Поэтому наш с Юркой заплыв наперегонки до буя и обратно, было логическим продолжением нашего праздника души. А потом расплата, в виде «пуганья кустов» до опустошения желудков от всего, что там было и даже по ощущениям, чего и не было. К обеду мы оклемались и уехали домой.

Тогда я обрёл главное на всю жизнь - тёплое чувство счастья, связанное с именем Наташа и своё индивидуальное отношение к женщинам. И как довесок второстепенное приобретение - целый год, когда я не мог переносить запах спиртосодержащих жидкостей и два года, когда я не мог пить водку.

Я полагаю, что в той сложившейся ситуации, моё равнодушное отношение к девушкам фанатам определялось тем, что я не чувствовал в них женщин. В то время, я конечно не заморачивался такими рассуждениями, я это просто чувствовал интуитивно. Вся эта ситуация толкала меня к кардинальному решению о смене вида спорта.

Я озадачил себя мыслью найти вид спорта, где бы отсутствовал фактор, в виде фанатов болельщиков. И вот как то, Юрка Зайцев, принёс газету «Волжская Коммуна». И в ней была статья о секции альпинизма при Куйбышевском ДСО Спартак под руководством Светозара Владимировича Королёва. Тогда я подумал: это то, что мне надо, но смогу ли я? Не откладывая в долгий ящик, сразу же полез на крышу. Я решил выяснить свою реакцию на высоту. Скажу честно: было страшно, когда я подошёл к краю крыши, которая была огорожена невысокими сварными перилами, и посмотрел вниз. Я понял, что с этим чувством, что-то надо делать. Я сел на край крыши так, чтобы между ног была расположена стойка перил, свесил ноги и снова посмотрел вниз. Ощущение стойки между ног придало чувство защиты от падения, и страх исчез. Вдруг я осознал, что вследствие освобождения от страха, моё восприятие расширилось. Я вдруг почувствовал радость восприятия пространства, когда выше тебя только небо, а под тобой пространство всего города. Те, кто стоял на вершине, тот поймёт меня, ибо такое чувство в горах многократно сильнее. Я представил себя, на вершине, а вокруг тебя небо, горы и твой напарник по восхождению и для меня всё было решено.

На следующей неделе я поехал с Юркой в Куйбышев поступать в секцию альпинизма.

Мои тренировки

В секции мне сразу же всё понравилось. Два раза в неделю я садился в электричку или в автобус с Новокуйбышевска до Куйбышева (Самара) и через 30 минут я уже в Куйбышеве, где я пересаживался на троллейбус до набережной, где располагалась база Спартака.

Тренировки по общефизической подготовке проходили на набережной Волги. Раздевалка, как помню, располагалась в павильоне, где также располагался спортивный зал и руководство Добровольного Спортивного Общества «Спартак». Тренировки проводил Светозар Владимирович или кто-то из старших товарищей: Коля Шошин, Костя Калюгин, Иван Душарин. Ориентирами повышения нагрузки были количество подъёмов на спусках к реке Волга. Каждая тренировка на один подъём больше. Я любил пристраиваться за троллейбусом или автобусом на подъёме, с задачей пробежать подъём не отставая. Водители быстро просекли мои маневры и очень часто специально на подъёме постепенно увеличивали скорость. Я же включался в эту игру. Весело было всем и водителю и пассажирам - мне, правда, иногда не очень.

Каждую субботу - воскресенье мы выезжали на скальные тренировки. Так как я появился в секции в октябре, первыми моими скалами стали скалы Лысой горы. на «скалы» мы выезжали в любую погоду. Не останавливало нас и половодье Волги, когда пробирались до Лысой горы, преодолевая «свободным лазаньем» скалы, по затопленному берегу. Переменчивость погоды, колебания температуры – все эти факторы приближали наши скальные тренировки к тем реальным условиям, которые нас ждали в высоких горах. Вот так выглядела Лысая гора к концу лета.

Скалолазание я воспринял, как составную часть альпинизма, необходимую, но не самую важную. Кроме скалолазания, по моему мнению, очень важными для альпиниста являются такие дисциплины, как ледолазание, движение по снежным склонам разного типа снега, движение по леднику.

Я довольно быстро пришёл к осознанию, что советский альпинизм — это военно-прикладной спорт с необходимостью большого знания по информации пограничных областей знаний. По моему мнению, основной целью советского альпинизма являлось формирование человека, способного действовать в условиях высокогорья, готового оказать помощь любому человеку, который в ней нуждается, даже если эта помощь связана с угрозой жизни и самое главное – выполнить задачу, которая поставлена ситуацией нахождения в горах. Скалолазанием мы занимались до упора, до снега. Я помню, не пропускал ни одного похода с ночёвкой, пытаясь отработать максимально сбалансированное снаряжение для ночёвок. Вот я зимой 1968 – 69 г.

С выпадением снега и образованием снежных склонов началась снежно-ледовая подготовка, там же, на склонах Лысой горы.

Мы отрабатывали прохождение снежных склонов, топтание ступеней, приёмы страховки на снегу, приёмы самозадержания при срыве на снежном склоне и много других приёмов. С точки зрения построения тренировочного пред лагерного процесса, мы отрабатывали по частям почти полную программу на значок Альпинист СССР. Тренировочный процесс был отработан. Новички разбивались группами на тройки, четвёрки. К каждой группе прикреплялся «инструктор», как правило, из тех членов секции, которые уже имели регалии не ниже «значок Альпинист СССР». Вот таким выглядело возвращение нашей тройки после нескольких часов снежных занятий.

Смотрю на эту фотографию с лёгкой грустью. Наш «инструктор» Алмазова Люся (точно не помню, но, кажется, на тот момент у неё был 3 разряд по альпинизму), во время занятий её авторитет был для нас непререкаем. Двое других по связке это Бородулин и второй Глушков. Ни одним и них совместных восхождений у нас не было.

Здесь я полагаю, следует сделать отступление на тему:

Страсти вокруг спорта

Так как вместе со спортивной составляющей шла параллельно жизнь обычного школьника и уже бывшего баскетболиста и шла не совсем без проблем. Мой уход в альпинизм имел для меня негативные последствия.

Во-первых, за меня серьезно взялся мой бывший тренер по баскетболу и руководство ДСО. Моя мать ко мне относилась по-взрослому, так как, до сих пор, я ей не приносил никаких проблем. На все ее замечания и пожелания, по которым она не воспринимала мои возражения, я утвердительно мотал головой и поступал по-своему. Множественность повторов таких ситуаций привело к созданию отношения матери ко мне, выраженные словами: "Тебе хоть кол на голове чеши, все равно, ты будешь делать по-своему. Посмотрим, до чего это тебя доведет?". К моим спортивным результатам она относилась индифферентно, но я полагаю, это из-за моего наплевательского отношения к регалиям и то, что их было слишком много и разных. А много разных, потому что я был "затычкой" на участие в любых соревнований, связанных со школой.

И тут, вдруг, на нее начинает давить спортивная общественность и не хилого уровня. Перед ней вдруг раскрывается картина, что ее сынок, оказывается, занимает важное место в планах важных людей и своими действиями успешно их рушит. Давление на мать все нарастало и нарастало. Ей разъяснили подробно, как рушу я свою прекрасную баскетбольную карьеру, а заодно, что теряю, лишаясь стопроцентной возможности поступления в любой институт по "гладкой дорожке" спортсмена. Поездки на тренировки электричкой или на автобусе, два раза в неделю, из Новокуйбышевска в Куйбышев с поздним возвращением, конечно, выматывали. Я понимал, что долго в таком темпе не протяну. Но у меня был план.

На тот момент, мы с братом учились в 15 школе. В эту школу нас перевели после того, как в 14 школе, где до этого мы учились, нас поймали на краже из учительской классного журнала, с целью сокрытия отрицательной оценки моего брата. Вернее, классный журнал я удачно выкрал и мы, с братом его успешно спалили в какой-то траншее, но от возмездия мы не ушли. Нас изобличили и осудили, исключив из 14 школы. Попугав нас тем, что ни одна школа не примет таких негодяев, нас направили на исправление в 15 школу, разбросав по разным классам. И вот я собирался ее покинуть и перевестись в одну из школ Куйбышева.

В осуществлении своего плана я не видел больших проблем. Во-первых, тетя Клава (сестра моей матери) с дядей Колей ее мужем, не имея своих детей, меня считали родным ребенком (брата Игоря, они как-то воспринимали не очень) и мою идею переселиться к ним в Куйбышев до окончания школы приняли с энтузиазмом. Правда, я опустил момент, что мать, об этой моей идеи, ничего не знает. Заручившись поддержкой тети, я посетил ближайшую школу, зашел к директору с тетей и заручился справкой о согласии руководства школы о переводе. Дальше пошло проще. Я вернулся в Новокуйбышевск и пришел к директору 15 школы. Сославшись на занятость матери и предъявив согласие на перевод, я попросил, как можно быстрее, оформить необходимые документы на перевод. На следующий день я получил полный комплект и в тот же день оформился в школу в Куйбышеве. Вечером, я обрисовал сложившуюся ситуацию матери. Я ожидал худшего, но мать меня удивила. Она сказала: "Я все ожидала, что ты выкинешь? То, что провернул, ну ни в какие ворота не лезет, но Молодец!" Мне тогда показалось, что мать просто устала со мной бороться. Казалось, что все успокоились, и я могу спокойно жить и тренироваться. "Но недолго музыка играла". Через две недели, приехала мать и огорошила меня, потребовав немедленно вернуться в Новокуйбышевск. Не знаю, какие аргументы использовали в дебатах с моей матерью, она об этом никакой информации мне не выдала. Здесь следует отметить, что много позже, незадолго до ее смерти, мы с ней просидели всю ночь, и она, под моими настойчивыми расспросами (не без удовольствия с ее стороны) рассказала о своей жизни, а там было о чем рассказывать. Тогда, в прошлом, она создавала впечатление человека вечно работающего, которая уходит рано утром на работу. Оставив, из расчета, по рублю каждому из нас на обед, она приходила с работы после 11 часов вечера, когда мы (как правило) уже спали. После её рассказа, она превратилась в человека с судьбой больших нереализованных возможностей, по моему мнению, нереализованных по вине моего отца. Может быть, напишу об этом, если решусь. Я затронул этот эпизод для того, чтобы дать понять, что моя мать была не простая женщина и, чтобы убедить ее так жестко со мной действовать, надо было иметь важные аргументы. Однако тогда, я уже тоже был не подарок и решил бороться до конца. Я сходил к директору своей новой школы объяснил сложившуюся ситуацию и официально заявил о нежелании перевода обратно в Новокуйбышевск. Директор меня поддержал так, как я уже немного вошел в коллектив и был даже полезен школе, а с учебой у меня всегда было хорошо. Моим слабым звеном была тетя Клава, поэтому я начал действовать на опережение. Чтобы оградить тетю Клаву я объявил о том, что я переселяюсь жить к друзьям. От них буду ездить в школу. На тот момент я неплохо устроился в Куйбышеве. Я любил читать и много читал, поэтому первым моим шагом было устройство комфортного читального места, и я его оборудовал в библиотеке совсем рядом с домом. У меня была распланированная система моей жизни, неплохо вписанная в жизнь окружающих меня людей. Дядя Саша работал водителем дальнобойщиком. Как я помню, в то время такого названия не было, просто часто уезжал в командировочные дальние поездки, и мы с тетей Клавой оставались одни. Конечно, она вставала раньше меня, но я тоже не разлеживался. Завтракали, и она уходила на работу. Она работала в бухгалтерии. Я, позже выдвигался в школу. Потом обычный школьный день. После уроков общественная работа. Я считался принципиальным комсомольцем и от поручений не отказывался. Я тогда считал, что убежать от общественной работы не удастся и задачей ставил загрузить себя интересной для меня работой и в объеме комфортной, с моей точки зрения, загрузки. Занятие в секции альпинизма уже заполняло значительный объем общественной работы и плюс мой интерес к радиоделу и кордовому авиамоделизму. Ну и конечно я готов был всегда выступить на соревнованиях (легкая атлетика, лыжи, баскетбол, волейбол) в интересах школы.

В реализации моих планов мне помогли в секции альпинизма. Особенно я благодарен Косте Калюгину. Благодаря Косте, для меня незаметно пролетели эти две недели самостоятельной жизни (столько времени длилось противостояние). Эти две недели мы жили у него в частном доме на окраине Куйбышева. Подробности стёрлись в памяти. Помню, что рано вставали, так как и ему и мне было далеко ехать. Потом учёба, общественная деятельность, выполнения школьных заданий на следующий день и вечером если была тренировка, то на тренировку и уже, оттуда, вместе возвращались домой. Костя протапливал печь (за время нашего отсутствия температура понижалась), а я его развлекал пением под гитару. Он любил петь и, как правило, мы пели вместе. Часто приезжали другие члены секции, и мы устраивали чаепитие с общим пением наших песен. Через две недели в школу пришла тётя Клава и передала информацию, что мне пора возвращаться к ней, так как спортивные функционеры отступили, у них истёк лимит времени. Так закончился важный этап моей около спортивной жизни.

Глава 2. 1969 год. Высокие Горы Кавказа.

Далее, до самого конца учебного года жизнь в этом пространстве протекала равномерно, без каких-либо серьёзных катаклизмов. Я охладел к авиамоделизму и радиоделу, с удовольствием выучил и прочитал на каких-то школьных праздниках поэмы Маяковского "В. И. Ленин" и "Советский Паспорт", до сих пор у меня вызывает чувство гордости слова: "Я вынимаю из широких штанин дубликатом бесценного груза. Читайте, завидуйте я Гражданин Советского Союза!".

На альпинистском поприще у меня также всё складывалось отлично. 20 февраля 1969 года мне исполнилось 16 лет. Я получил паспорт и с нетерпеньем ожидал начало лета. За мной была зарезервирована бесплатная путёвка в альпинистский лагерь "Шхельда" на Центральном Кавказе, со сроком действия с 1 июня по 20 июня. Я неплохо себя зарекомендовал себя в скалолазании и вошёл в постоянный состав команды Спартака по скалолазанию. Я усиленно тренировался, готовя себя к большим горам, и к маю месяцу я был неплохо подготовлен физически и технически.

Пришла весна. Началась интенсивная скальная подготовка. До открытия плавания по Волге, мы пробирались по залитым половодьем прибрежным скалам на Лысую гору. Я, как правило, выезжал с ночёвкой с субботы на воскресение. Помниться маршрут был таков. После школы я садился на трамвай и до конечной остановки "Поляна Фрунзе" а оттуда пешком по берегу разлившейся Волги, пролезая по скалам над водой, где путь был перекрыт разливом Волги. Скалы технически несложные, но лазание с рюкзаком, с вероятностью сорваться в воду, формировало определённый набор эмоций и впечатлений. Вообще было полезно и весело. И кстати, я не помню, чтобы кто-то срывался в воду. Отрицательным моментом скал на Лысой горе было то, что они представляли собой ракушечник и по своему характеру имели малую ценность для скальной подготовки к высоким горам, поэтому как скалодром Лысая гора использовалась только в межсезонье. Мы ждали начало судоходства, когда мы могли на водном трамвайчике или Ракете добраться до основного полигона скальной альпинистской подготовки куйбышевских альпинистов горы Верблюд.

Основными событиями начала сезона 1969 года секции Куйбышевского Спартака были:

первое, соревнование по скалолазанию на первенство ДСО Спартак с целью формирования команды, для участия в областном первенстве по скалолазанию среди альпинистов ДСО Куйбышевской области на горе Верблюд;

второе, само областное первенство по скалолазанию (как мне помнится, статус открытого первенства в виде первенства Поволжья оно получило позже);

третье, это, по моему мнению, трехдневный поход по Жигулёвской кругосветке.

Если мне не изменяет память, то соревнование по скалолазанию на первенство ДСО Спартак проводились на Лысой горе. Не помню (наверно сказывается моё прохладное отношение к публичным видам соревнований и скалолазанию, в частности), но что-то я там выиграл, и это только просто формально подтвердило, что от участия в дальнейших соревнованиях по скалолазанию мне не отвертеться.

Здесь я хочу сделать еще одно отступление на тему:

«Я не трус, но я боюсь».

Я впервые публично раскрываю эту сторону своей личности. Больше всего вызывает моё неприятие это сдача любого вида экзаменов. На втором месте неприятия это соревнования. Да, я банально боюсь экзаменов и соревнований. И под экзаменом и соревнованием я понимаю любые свои действия, которые как-то должны быть оценены другими людьми. Я полагаю, каждый человек в жизни сталкивался с волнениями, связанными со сдачей экзаменов, зачетов и т.п. Многие, оценивая моё поведение на экзаменах и соревнованиях, завидовали моей невозмутимости, внешнему спокойствию и расслабленности, чёткой монотонной речи. Они бы очень удивились, если бы узнали, что я в это время чувствовал. Я полагаю, что владение своими эмоциями является главной отличительной чертой, которая определяет человека, как человека, а не зверя. В русском языке есть понятие "животный страх". Я полагаю, именно это понятие однозначно определяет границу между человеком и животным. Страх — это нормально, когда он ведёт к ускорению оценки сложившейся ситуации и главное к действию ведущего к выходу из этой ситуации. В дальнейшем я опишу, по мере наступления времени в повествовании, соответствующие моменты из своей жизни. На тот момент, я бы предпочёл не участвовать в каких-либо соревнованиях, но я тогда уже осознавал, что "жить, в обществе и быть вне общества не удастся". Следует добавить, что особую неприязнь я испытывал к соревнованиям по жеребьёвке. При жеребьёвке твой выход мог быть в конце, и тогда приходилось бороться с таким явлением, как возможность "перегореть", поэтому экзамены, где время сдачи зависело от тебя, я старался сдавать в "первых рядах", действуя по известному криминальному принципу: "раньше сядешь - раньше выйдешь".

По причине моего внутреннего прохладного отношения к скалолазанию я плохо помню свои выступления на первенстве области в составе сборной ДСО Спартак. Помню, что там я тоже что-то завоевал, но это было для меня не очень важно. Я только совсем недавно узнал, что я по скалолазанию достиг звания Кандидата в Мастера Спорта (КМС по скалолазанию).

Самое яркое воспоминание весны 1969 года это, поход по маршруту Жигулёвской кругосветки. На этой фотографии запечатлён момент отдыха нашего отделения на маршруте.

Жигулёвская кругосветка 1969 года

О нашем походе по маршруту Жигулёвской кругосветки написано у Гены Кликушина на его сайте. Я же хочу описать свои впечатления и некоторые выводы, которые я сделал из этого похода и которые в некотором роде повлияли на мой стиль поведения в дальнейшем.

Норматив на значок "Альпинист СССР" предполагал два вида его выполнения: восхождение на две вершины 1Б категории сложности или восхождение на одну вершину 1Б категории сложности и прохождения туристского маршрута с переходом через перевал тоже 1Б категории сложности. Так что Жигулёвская кругосветка являлась некоторым тестом к началу альпинистского сезона. Мы представляли из себя полноценный штатный отряд новичков, состоящий из трёх отделений по 10 человек в каждом. На всё время похода действовали правила альпинистского лагеря.

Старческое отступление о том, что

«Раньше трава была зеленее».

Да, таки, раньше трава была зеленее и этому есть естественное объяснение, которое может осознать любой человек, который поднимет взгляд от низа, куда в основном упёрт взгляд многих и хоть немного осмотрится вокруг ну и конечно включит то, что называется мозгами. Пройдёт немного времени и когда я буду рассказывать о той же Жигулёвской кругосветки, а слушатели, глядя восторженными глазами, будут ужасаться. Как это мы могли одетые в шорты и майки, обутые в кеды ходить по зарослям папоротника, ведь там эти "ужасные энцефалитные" клещи? На сегодняшний момент снаряжение для похода в лес по своему виду всё ближе приближается к снаряжению биозащиты. Постарайтесь представить реализацию такого похода в наше время, например для какой-нибудь школы. Ну, то, что, многие родители просто не отпустят своих детей в такой поход, я не сомневаюсь. Пофантазировать по каким причинам предлагаю читателю. Полагаю, он их найдёт множество. А уж интерес со стороны всяких контролирующих органов, которые тут же материализуются - обеспечен. Мы всё дальше удаляемся от природы, превращая её во врага. По моему мнению, с момента, когда какой-то "великий" аптекарь разглядел в увеличительное стекло в воде "монстров", человечество встало на путь борьбы со своим здоровьем и самим существованием. Вместо пути осознания "если звёзды зажигаются, значит это для чего-то нужно" т.е. поиска пути симбиоза с природой, человечество, под флагом "Нам угрожают!" объявило священный поход против природы. Это процесс рождения и развития зла, которое мы называем "бороться с агрессивными силами природы" делая непонимающий вид, что источником негативного воздействия являемся мы сами. Зло всегда порождает Зло. И вот уже "элита человечества" в виде барыг от здравоохранения, поддержанная официальной наукой и властью, подкормленные этими же барыгами, вовсю клепают деньги, уничтожая естественный иммунитет, подменяя природные силы естественного иммунитета суррогатом вакцинирования и прививок. Вопрос здоровья — это отдельная и важная тема и у меня есть, что сказать и я постараюсь осветить свой, на данный момент, 23-летний опыт жизни без лекарств и посещения медицинских учреждений. Это отступление я хочу лишь завершить цитатой из Евангелия, которая и определяет сущность моего мировоззрения по этой теме:

14 Бог говорит однажды и, если того не заметят, в другой раз:
15 во сне, в ночном видении, когда сон находит на людей, во время дремоты на ложе.
16 Тогда Он открывает у человека ухо и запечатлевает Свое наставление,
17 чтобы отвести человека от какого-либо предприятия и удалить от него гордость,
18 чтобы отвести душу его от пропасти и жизнь его от поражения мечом.
19 Или он вразумляется болезнью на ложе своем и жестокою болью во всех костях своих, --
20 и жизнь его отвращается от хлеба и душа его от любимой пищи.
21 Плоть на нем пропадает, так что ее не видно, и показываются кости его, которых не было видно.
22 И душа его приближается к могиле и жизнь его - к смерти.

Библия, Книга Иова.

Ну что же, вернёмся к нашему походу. Я не буду описывать ход самого похода. Об этом, я полагаю неплохо изложено у Гены Кликушина. Я постараюсь описать, что мне дал этот поход в осознании себя и окружающих меня людей.

Неприятно осознавать, что ты пока "никто" и зовут тебя "никак"

Да, именно так я себя чувствовал тогда. Да и как могло быть иначе. Кто я с их точки зрения? Школьник шестнадцати лет, но всё же школьник. Не бука, охотно идёт на контакт. Хорош как приятель, но на более дружественные отношения, по моему мнению, останавливала разница в годах, то, что я школьник и уже сложившиеся групповые отношения в самой секции между её членами. Первая группа её можно назвать элитой это костяк секции. Во главе конечно же Светозар Владимирович Королёв как тренер и основоположник всего этого. Вторым по значению я определяю Душарина Ивана Трофимовича. Я полагаю, что многие члены секции тех лет со мной согласятся, что эти два человека были краеугольными камнями секции альпинизма тех лет. Вокруг них "кучковалась" когорта наших старших товарищей таких как: И. Душарин, К. Калюгин, В. Шошин и несколько других, которых я помню только визуально.

Из этой когорты наиболее близок в то время я был с Костей Калюгиным, всё-таки я с ним прожил в его доме две недели во время моего демарша. С остальными мы пересекались только на тренировках и вследствие своей молодости и малой значимости их внимания не привлекал.

Следующим структурным уровнем отношений была основная масса членов секции. Это те, кто пришел в секцию относительно недавно, но уже смог съездить в горы или за счёт своей харизмы смогли крепко врасти в социум секции. Именно эти люди и создавали тот непередаваемый семейный уют, который цементировал всех в одно целое, создавая атмосферу тепла и сплочённости. Конечно, действовал фактор предпочтения, и просматривалось деление на мелкие группы по предпочтениям. Также существовало такое явление как присвоение кличек. Я с большим удивлением только относительно недавно узнал от Гены Кликушина, что у меня тоже была кличка - "Альдейка". Почему я был сильно удивлён? Потому что я не помню, чтобы меня так называли. Аликом, вроде было такое, а вот Альдейкой (хоть убейте) не помню. Может быть так меня называли между собой - не знаю. Было это или не было - не важно, но сам факт свидетельствует, что я смотрелся несколько инородно. Такая атмосфера меня только понуждала больше над собой работать, чтобы как-то сгладить эту инородность.

После окончания похода и всех соревнований я сформировал себе план на альпинистский сезон 1969 года. Я поставил себе целью закрыть третий разряд по альпинизму. Для этого мне нужно было два раза побывать в альпинистских лагерях. Я запланировал, после первой смены в альплагере Шхельда и выполнении нормы на значок "Альпинист СССР", я вернусь домой заработаю за июль и август деньги, и, купив горящую путёвку на сентябрь, выполню нормы 3 разряда. Дополнительным стимулом для меня являлось то, что тренер сказал, что я буду в составе альпинистских сборов, которые планировались в 1970 году на Тянь-Шане с базовым лагерем в районе метеостанции на леднике Мынджилки. Ограничением являлось то, что состав сборов не ниже 3 разряда. Так что мотивирован я был выше крыши.

Центральный Кавказ, Альпинистский лагерь "Шхельда"

И вот я стою на развилке и смотрю на указатели, на одном из которых, написано "а/л Шхельда". От того места, где я стою до лагеря минут двадцать ходьбы. Ну, поехали (вернее пошли)! И вот я вхожу в ворота, над которыми висит надпись «Альпинистский лагерь Шхельда".

После сдачи документов, заселения и медосмотра, сдача нормативов на определение твоей физической подготовленности. Это первый фильтр по отсеиванию неподготовленных и случайно попавших сюда людей. Попадание неподготовленных и случайных людей — это довольно частый случай, так как часть путёвок распространялась не через спортивные организации, а через профсоюзные организации заводов и учреждений и профсоюзами использовались в виде поощрения работников. В нашей смене две пожилых колхозницы. Из лагеря никого не отправляют обратно. Решение остаться в лагере или уехать домой всегда остаётся за приехавшими. Эти женщины, конечно, были ошеломлены, но решили остаться. Тем более медицинских противопоказаний нет. Забегая вперёд, я скажу, что они прошли все теоретические занятия (особенно им понравилось занятие по вязке узлов, одна из них отметила ценность этих знаний словами: "теперь я знаю, как правильно оборудовать место для сушки белья, мне будут все завидовать). Сами практические занятие они не посещали, но на скальной лаборатории и на ледник они выходили вместе с отрядом новичков. Уезжая после окончания смены, они плакали и говорили, что это отдых лучший в их жизни, и они постараются ещё раз побывать в горах.

К концу первого дня мы уже были разбиты по отделениям. И вот тут я оказался в центре, по моему мнению, нездорового внимания. Я оказался самым молодым участником из когда-либо приезжавших в лагерь и на меня, как "неведомую зверушку" приходили посмотреть все инструктора и работники лагеря. Наверное, поэтому (полагаю в качестве эксперимента) я попал в отделение под руководством самого опытного, как по возрасту, так и по опыту инструктора, если быть точным инструкторши. Если не изменяет память, ей было где-то за 60 лет, но эта была очень даже живая старушка и на подходах она могла дать фору многим. И, наверное, для полноты эксперимента, наша инструктор назначила меня старостой отделения.

Немного об организационной структуре отряда новичков. Отряд новичков состоял из трёх отделений новичков. Во главе отряда, из инструкторов, назначался Командир отряда. Структура отряда копировала структуру взвода советской армии (те же три отделения, только в армии взводом командовал командир взвода, а у нас инструктор командир отряда) Три отделения по 10 человек в каждом, численно полностью соответствовали штату отделения советской армии, а командир отделения у нас именовался старостой и назначался из числа отделения. Инструктору отделения отводились функции обучения теоретической части и надзирающие функции в части освоения материала и обеспечения безопасности практических занятий. Вся повседневная деятельность организовывалась самим отделением под "чутким" руководством старосты. Наша инструктор участвовала в виде надзора и подколок, на которые она была горазда. Многое стёрлось в памяти, почему-то запомнился один эпизод. Мы вышли на выход для отработки ледовой и снежной практики. Лагерь разбили на оборудованной стоянке боковой морене ледника. Лагерь, после ужина, готовился ко сну. Я с интересом наблюдал за нашим инструктором. На ней был одет спортивный костюм с начёсом, и она на него одевала сначала пуховые штаны, а затем пуховую куртку. Потом она стала раскладывать пуховый спальник. Заметив, что я наблюдаю за ней она сказала: "знаю я вас мужиков!", повергнув меня в шок. Где я, 16-летний школьник и где она 60-летняя женщина? Конечно, я покраснел, как рак, но тут же сообразил, что она меня просто подколола. Да, смеялся я от души, она тоже. Вот так интересно проходили мои дни в альплагере. Тогда в лагере я понял ценность для моего развития пребывание здесь. И ценность эта называется Общение. Двадцать два дня в окружении сначала полностью незнакомых для тебя людей, которые к концу смены становились очень даже знакомыми. Да! Всё было и песни, и разговоры.

Прикасание к дыханию смерти

Время идёт и вот уже закончен теоретический курс и пройдены все практические занятия и даже сданы мои нелюбимые экзамены. Мы готовы к главному - к зачётному восхождению. Однако, обычное течение событий было нарушено неожиданным поворотом. Нам объявили об изменении планов. Было объявлено о начале поисковых работ на склоне горы Чегет, где прошедшей весной под сошедшей лавиной во время поисковых работ пропавших туристов погиб тренер горнолыжник Евгений Зарх. Тогда из-за большой массы сошедшего снега лавины найти и спасти попавшего под лавину не удалось. Сейчас же, в конце июня, когда растаяла основная масса снега, создались условия для поиска погибшего. Вот как описывают события этой трагедии свидетели, тех событий.

В марте 1969 года визборовская компания собиралась со вкусом отметить здесь женский день. Вдруг сообщение: инструктор-горнолыжник Евгений Зарх, отправившийся вместе со своим напарником Костей Клецко на поиски группы туристов, не оповестившей спасательную службу о своём походе в сторону перевала Донгузорун, попал в снежную лавину (Косте повезло, он чудом спасся, но найти друга в одиночку никак не мог). Мужчины надели лыжи и вслед за опытным альпинистом из Ленинграда Юрием Коломенским двинулись искать Зарха. В какой-то момент Коломенский из соображений безопасности приказал (старший есть старший) снять лыжи и идти пешком; Визбор, правда, не подчинился: не хотел оставлять свои «кастлы» без присмотра — да куда бы они делись там, где нет абсолютно никого!.. Между тем поиск и сам по себе был нервным — над головами ребят висел готовый в любую минуту обвалиться и превратиться в такую же лавину кусок «снежной доски». Но главное и печальное — найти погребённого лавиной Зарха так и не удалось.

Каждый альплагерь выделял по отряду новичков, которые под руководством членов спасательной службы производили раскопки на месте предполагаемой гибели. Переход к месту раскопок, да и сами условия раскопок, по мнению альпинистского руководства соответствовало условиям 1Б категории сложности и поэтому эти поисковые работы могли быть засчитаны в счёт выполнения норм на значок "Альпинист СССР".

Наступила наша очередь. Мы были переброшены к подножью горы Чегет. Далее по канатной дороге мы поднялись до кафе "Ай". Дальше пешим ходом по тропе мы добрались к месту раскопок. Каждому отделению был выделен участок работ. Раскопки проводились снизу вверх. Наше отделение состояло из четырёх девушек и шестерых парней (стандартный состав отделения новичков). Технология раскопок была отработана: впереди (вверху по склону) парами выпиливали пилами кубы снега и по дюралевым листам транспортировали вниз, где присоединившие девушки сбрасывали этот выпиленный куб дальше по склону. Вот так размеренно мы пилили четыре часа, потом сварганили плотный перекус с чаем и продолжили свою работу.

Я хорошо помню тот момент, когда я нашел погибшего. Отправив напарника для транспортировки очередного выпиленного куба, я в очередной раз стал внимательно рассматривать открывшийся по ходу край ещё не тронутого снега. Что-то защемило внутри, мне показалось, что я вижу руку, но там был ровный срез от пиления. Я автоматически ткнул пилой в то место, где я видел руку. Снег обвалился и обнажил руку сжимающую ручку горнолыжной палки. Моё сознание, как-то отрешённо фиксировала такие мелочи как то, что рука была без перчатки, что загорелая кожа была покрыта пятнами плесени. Страха не было, так как я сразу же себе определил, что то, что я сейчас вижу это не живое, как окружающий меня снег или камень. Сразу же приступил к осторожной раскопке, чтобы убедиться, что это не часть, а само тело полностью. Вот почему я подумал так, я до сих пор не могу найти ответ. Лишь когда я обрезал снег вокруг тела, докопавшись до горных лыж, крикнул: " я его нашёл". Сразу же сверху спустился начальник поисковых работ. Увидев результат моей самодеятельности, он как-то странно на меня посмотрел. Он был в курсе, что я школьник и староста отделения, но он не знал, да и никто не знал, об особенности моей реакции на страх. Здесь в полной мере проявилась моя особенность. Я сразу же приступил к действию, зацепившись за первый же довод. Он некоторое время подумал и спросил, как я себя чувствую. Я ответил, что нормально. Тогда он меня спросил смогу ли я продолжить работу по очистке тела от снега и произвести осмотр тела с изъятием ценных предметов. Я ответил, что смогу. Начальник предложил мне продолжить работу. Момент остановки лавины зафиксировал тренера в момент левого поворота по склону. Вокруг лица был сформирован обычный в этом случае воздушный мешок, который позволял прожить под лавиной где-то полчаса и всё. Дальше смерть от удушья. Как помню, он был в свитере, надетом на рубашку с нагрудным карманом, из которого я извлёк, по-моему, сто рублей одной бумажкой (по тем временам довольно приличная сумма). Неприятный момент меня ожидал, когда я стал снимать часы с массивным браслетом. Круговое движение расстегнутого браслета и движение в сторону аккуратно сняли кожу с руки и у меня оказались часы с браслетом и повисшей на нём перчаткой из кожи с руки. Несколько мгновений я тупо смотрел на это, но справившись с собой, уже спокойно положил всё на брезент. Начальник опять, как-то странно на меня посмотрел, и спросил смогу ли я продолжить. Я ответил, что смогу. Дальше всё пошло проще, я отцепил лыжи, и на этом моя работа была закончена. Начальник меня отпустил к моему отделению. По приказу начальника они уже сварили чай. Свой приказ для них он сопроводил словами, что это мне очень понадобится. Уже подходя к расположению нашего отделения, я понял, что у меня начался отходняк: вдруг появилась тяжесть в ногах и началась мелкая дрожь в руках. Я помню, тогда сильно на себя разозлился, и злость у меня была на себя за то, что я не могу контролировать своё тело. Я полагаю, что в тот момент я сделал первый шаг к осознанию необходимости поиска путей для установления связи со своим телом, чтобы более эффективно им пользоваться. А тогда я остановился и взглянул на горы. Передо мной во всей красе стояли Донгузорун и Накра. Был солнечный тёплый июньский день. Пришло осознание, что горы меня приняли и что я здесь свой. Слабость в ногах растворилась, и к нашей стоянке я подошел, уже твёрдо шагая. Правда, когда я брал кружку с чаем, она стала чуть подрагивать в моих руках, что заметила девушка, которая передала мне кружку, но она промолчала. Я быстро сел и спрятал руки между колен, согревая их чашкой с чаем. Я пил чай и наслаждался своей расслабленностью и горами. Через час, наш отряд, превратившись в транспортировочный, выдвинулся к кафе "Ай". Сменяя друг друга, мы несли "акью" с телом погибшего. К вечеру мы были уже в лагере.

А через день мы тем же отрядом сходили на восхождение 1Б категории сложности, тем самым выполнив нормативы на значок "Альпинист СССР". Я не помню название этой моей первой вершины, помню, что сама по себе вершина мне не понравилась. Она осталась в моей памяти, как груда камней с белой шапкой вершины и скалой на ней. Всё перекрыло чувство на самой вершине. То, что я представлял себе, когда-то сидя на крыше своего пятиэтажного дома, обернулось реальностью, превзошедшей мои ожидания. Тогда у меня появилась мысль, что каждая гора — это нечто, что можно чувствовать и твой интерес к горе также может чувствовать сама гора и если она тебя воспримет, то ты это можешь ощутить через чувство, что тебя воспринимают как желанного гостя. Тебе становится легко, твои чувства обостряются, и ты можешь видеть и чувствовать то, что не видят и не чувствуют другие. С этого первого восхождения у меня началось формироваться осознание собственного видения процесса восхождения и своего поведения в горах, но об этом я расскажу позже. Потом было возвращение в лагерь, дни приведения в порядок и сдача снаряжения и торжественная линейка, на которой нам вручали значки "Альпинист СССР" и удостоверение к нему.

На этой линейке меня ждал сюрприз. Мне выдали справку об участии в поисково-спасательных работах в составе головного спасательного отряда. Мне единственному из новичков, участвовавших в поисковых работах. Так я впервые близко столкнулся с правилами и нормами спасательной службы СССР. После линейки начальник спасательного отряда лагеря разъяснил мне ценность полученной справки именно в такой формулировке. В то время участие в спасательных работах имело две категории: первая, участие в качестве члена головного спасательного отряда; вторая, участие в качестве члена транспортировочного отряда. Головной спасательный отряд осуществлял поиск места трагедии и экстренное оказание первой помощи на месте трагедии и скорейшую эвакуацию пострадавшего с места происшествия к месту, с которого возможна эвакуация силами транспортировочного отряда. Транспортировочный отряд осуществлял экстренную доставку пострадавшего к вертолётной площадке, либо в лагерь для более квалифицированной помощи, либо отправки в лечебное учреждение. Участие в головном спасательном отряде оценивалось выше, чем в транспортировочном. Начспас мне объяснил, что мои действия очень удивили Начальника поисковых работ, и он своей властью решил так меня отметить.

В общем, уезжал я из лагеря очень довольный. Половину своего плана (получение значка "Альпинист СССР") я выполнил с перевыполнением в виде Справки об участии в спасательных работах. Справка давала баллы для выполнения норм на номерной жетон "Спасательная служба СССР". Но самым ценным я считаю то, что я получил опыт общения в более возрастной среде, что положительно влияло на улучшение моего общения с окружающими меня людьми и восприятие ими меня, и это было заметно.

Западный Кавказ. Альпинистский лагерь "Алибек"

После возвращения домой, отдохнув недельку, я уже "пахал" в магазине грузчиком. Туда меня устроила моя мать. Мать, конечно, волновалась, боясь, что я надорвусь, но оказалось, что на фоне двух "бухариков", которые тоже подрабатывали в этом магазине, я выглядел даже очень ничего. Конечно, вначале было тяжело, но я быстро втянулся в ритм работы. В начале августа я получил свои первые мною заработанные деньги 30 рублей. Я сразу же поехал в Куйбышев и выкупил горящую путёвку (за половинную стоимость в 15 рублей) на сентябрь. Это была путёвка на последнюю сентябрьскую смену в альплагерь "Алибек" расположенный на Западном Кавказе. Этим я сжёг мосты к отступлению. За оставшееся время я заработал ещё 40 рублей. Мать в качестве поощрения за мой ударный труд премировала меня 10 рублями. Мой денежный актив, составлявший, после покупки путёвки, 65 рублей с лихвой покрывали все затраты моей поездки в лагерь. Два авиабилета в Минводы (туда и обратно) по 2 х 22 руб=44 руб. Транспортные расходы до посёлка Домбай (тогда он был посёлком) я закладывал, где-то около 6 рублей и на личные расходы мне оставалось около 15 рублей, по тем временам приличная сумма.

Я не буду описывать мой путь до Домбая так как ничего примечательного со мной не произошло, и я ничего не помню, а начну с момента, когда я вышел из посёлка Домбай по дороге ведущей к альплагерю. Меня уже просветили, что по дороге примерно в двухстах метрах расположена шашлычная, потом далее есть источник нарзана. Все эти места я собирался посетить. Да ребята! Поедание шашлыка за 35 копеек, изготовленного мастером своего дела, в горах, это нечто! Мне хватило одного шампура. Набравшись положительных эмоций в виде сытости, горного воздуха и солнечной погоды, я продолжил свой путь.

Очень быстро я увидел, вернее, услышал, в стороне от дороги журчащий родник. Он был как раз в тему к шашлыку. Да! После того, как я испил из этого родника нарзан, я на всю свою жизнь отвернулся от его бутилированного продажного варианта (просто разные вкусы). Мне вспоминается этот момент. После возвращения из лагеря я решил, обедая в столовой, заменить лимонад, который я всегда покупал под обед на бутылку нарзана. Только из-за "жабы" я смог её до конца допить, так меня поразила разнота вкуса природного горного нарзана и этого бутилированного. А на данный момент я с наслаждением напился со слегка щиплющим и непередаваемым вкусом холодным напитком, как говорится: "до отвала". Заполнив им свою военную дюралевую фляжку, я продолжил свой путь.

Этот день я хорошо запомнил. Был солнечный день, но его лучи рассеивали кроны сосен, которые нависали над дорогой, покрытой пожелтевшей хвоей. Стояла какая-то умиротворяющая тишина. Может быть, это выверты моего сознания воспоминаний, но почему-то я не помню, чтоб пели птицы. Зато хорошо помню, слегка приправленный горьковатым привкусом хвои и насыщенного ещё чем-то многим мне неизвестным запах. Мягкий вкус горного воздуха, уже отдающего нотками осени. Я вдруг осознал, что до этого момента я был какой-то зажатый суетой повседневных забот и дышал я не полной грудью. Я уже описывал свои эмоции и трансформацию моего состояния во время поисковых работ на Чегете. Я почувствовал тоже самое чувство, но более насыщенно и ярко. Возникло ощущение, что всё до этого, весь груз забот остался в прошлом. Сейчас ты приехал в дом, где тебя ждали, чтобы показать и научить новому тебе неизведанному и у тебя всё будет хорошо.

Мне очень редко сняться сны с горами или с эпизодами из моего альпинистского прошлого. Именно этот момент по дороге в альплагерь "Алибек» и является тем редким исключением. Эти сновидения отличаются от многих других тем, что они не только по сюжету не отличались от того реального, но и имели цвет, запахи и те же эмоции. И ещё один важный момент, забегая вперёд я хочу сказать, что такая эмоциональная перестройка у меня происходила в дальнейшем каждый мой выезд в высокие горы независимо от причины выезда. На волне такого состояния, я, конечно, быстро добрался до ворот, над которыми висела надпись Альпинистский лагерь "Алибек". Горы - я прибыл!

Курица не птица, значкист не альпинист

Не буду описывать первые дни, они мало отличаются от тех, что описаны, когда я прибыл в альплагерь "Шхельда": сдача документов, расселение, прохождение медосмотра, сдача спортивных нормативов, формирование отделения и повышенный интерес к моей личности, как школьнику. Отличием было то, что нормативы тяжелее, и отделение состоит из шести человек. По структуре отделение разрядников соответствовало составу диверсионной разведывательной группе (ДРГ).

Я плохо помню, но, по моему мнению, из разрядников уже не формировали отряды, и они свои программы отрабатывали самостоятельно каждое отделение под руководством своего инструктора. Опасение вызывала только погода. Сентябрь отличался неустойчивой погодой, и была вероятность не выполнить нормативы по восхождениям. Для третьего разряда необходимо было после подготовительно проверочного периода пройти следующие маршруты: 1Б (тренировочная), две 2А (зачётные) и одну 2Б (зачётную). Да, были дожди на подходах к маршрутам, метели и бураны при восхождениях, но наша хорошая физическая и техническая подготовка, огромное желание выполнить нормативы позволила нам успешно преодолеть всё с большим запасом безопасности и сил. Вот на фотографии вы видите моё возвращение с последней зачётной вершины. На фотографии я изображаю великую усталость третьеразрядника. Я не помню, какая была последняя зачётная вершина, но, по моему мнению, на Суфруджу я тогда побывал. А то, что она красавица видно на этой фотографии.

Меньший состав отделения, усиленные требования к участникам фиксировали, что третьеразрядник уже являлся ценным кадром для альпинизма. Шуточная пословица: "Курица не птица, значкист не альпинист" отражала "сермяжную" правду советского альпинизма, с одной стороны, тщательного и многоэтапного отбора достойных, и стройная система воспитания из них стойких и принципиальных людей. В дальнейшем я опишу примеры этого.

А сейчас, я получил первый и считаю, серьёзный на долгие годы до конца моей жизни постоянный документ "Книжку альпиниста". В неё были записаны все вершины, которые прошёл и была перенесена запись об участие в поисковых работах. Эта книжка становилась книжкой истории моего альпинизма с отметкой всех действий в нём. Уже в Куйбышевском ДСО "Спартак на основании официально заверенной информации из неё мне будут оформлять присвоение спортивного разряда и выдавать "Книжку разрядника". Вы видите, на фотографии, как я был рад. Ведь я полностью выполнил свой план, а значит, на следующий год я увижу Алма-Ату и горы Тянь-Шаня. Вот так окончился мой горный сезон 1969 года в высоких горах. После возвращения, мне пришлось нагонять своих одноклассников, так как я пропустил месяц занятий, но я с этим справился. Директор к моему опозданию отнёсся лояльно, под моё обещание всех "догнать и перегнать". Далее всё пошло по "накатанной дороге": учеба, тренировки, выезды на скалы.

Борьба с "мафией" и чем она иногда заканчивается

В середине ноября у меня возникли проблемы. Они стали следствием того, что на волне развития движения помощи милиции, а, по моему мнению, из-за усиления отъёма денег старшими школьниками у младших, меня назначили командиром отряда юных помощников милиции. По всей видимости, предполагалось, что эти отряды, выявляя тех, кто этим занимается, расширят ряды "стукачей". Я сформировал, на мой взгляд, боеспособное отделение из физически крепких и более-менее стойких старшеклассников отделение в составе 10 человек. Отъёмом денег у младших в нашей школе занималась группа в 5 человек из числа учеников 10-9 классов.

Конечно же, верховодили в этой группе двое сынков, у которых были в наличии обеспеченные и влиятельные родители и гонор безнаказанности, взлелеянный этими родителями. Да, вначале мы провели с ними предупредительную беседу. Я им объяснил, что согласно мною полученных инструкций я должен сообщать всю информацию об их деятельности, я это сделаю, хоть это мне это и не нравиться. Я предлагаю им прекратить свою деятельность по отъёму денег, чем они избавят себя и своих родителей от проблем, а меня от выполнения не очень приятных для меня действий. Конечно, они нас послали и очень далеко. Тогда я предупредил их, что за любое изъятие денег будет отвечать тот, кто будет забирать деньги. Он же будет возвращать или возмещать отнятые деньги.

И знаете, эти ушлёпки решили проверить наши слова. Они демонстративно начали отъём денег у младшеклассника. Мы проинструктировали весь ареал младших об их действиях при возникновении данной ситуации. В то время, когда тот, у кого изымали деньги, старался оттянуть время, другой младший быстро извещал нас. Он знал, где мы находились в это время. Как правило, отъём производился либо перед началом уроков, либо на переменах. Вылавливанием после уроков эти ушлёпки не заморачивались. Мы же решили на время разборок приходить в школу пораньше и располагаться в определённом месте известном всей школе. Там же мы дежурили на переменах. Конечно, на грабёж они послали одну из своих "шестёрок". Мы поспели вовремя, младший, увидев нас, передал уже вынутые деньги вымогателю. Я потребовал вернуть деньги младшему. Я же дал «леща» вымогателю, обозначив наказание. Никто из остальных подельников даже не дёрнулся. Дальше был ход за ними. И он был сделан. Меня попытались "пустить по кругу". Что-то такое я предполагал и поэтому морально был готов. Синяк под глазом, разбитая губа и порванная бровь — это мои потери. С их стороны - семь ран. Пока нам всем в медпункте оказывали помощь, весть о драке разлетелась по всей школе и у выхода из медпункта уже кучковалась наше отделение в полном составе. Предупредив всех об экстренном заседании, я двинулся в кабинет директора, где он меня уже ожидал.

Я сразу же понял, что директор уже пожалел, что назначил меня командиром отряда. По всей видимости, он ожидал, что я буду бегать к нему в кабинет и жаловаться, плача ему в жилетку и согласовывать все свои действия с ним. Такое развитие событий он не ожидал. Я сказал, что события находятся под контролем, всё идёт по плану, а произошедшее является издержками производства. Мы ничего противозаконного не сделали, а за кое-кого мы не отвечаем. Сославшись на усталость, я его покинул.

Мои бойцы меня удивили, они сразу же предложили организовать ответку. Инициативу я поддержал, но с оговоркой, что экзекуцию мы проведём только с двумя верховодами. Также было принято единогласное решение о том, что каждый хотя бы раз должен нанести удар, в качестве групповой поруке. Было решено, что экзекуция мы проведём немедленно. Обстоятельства играли нам на руку. Наши противники учились в разных классах. Не ожидая быстрой реакции, они чувствовали себя в безопасности и наши действия для них явились неожиданными. Мне противно вспоминать как себя они вели осознав, что пришла расплата. Не хотелось даже их бить, но мы ещё при обсуждении на своём совещании пришли к убеждению обязательных насильственных действий, потому что все были едины во мнении, что их словам верить нельзя. Каждый из нас провёл свой удар, больше похожий на символ, но, когда десять человек проведут, пусть даже символические удары какие-то последствия проявятся, хотя бы в виде крови и ссадин.

Конечно, я ожидал последствия наших действий, но не ожидал их так быстро. На следующий день, по приходу в школу, меня уже ожидал вызов директора, где он отчитал меня за недопустимое моё поведение. В конце школьных занятий меня уведомили, что я удостоен чести обязательной явки на заседание специальной комиссии, специально созданной по мою душу, в виде персонального дела.

Уже на следующий день я входил в кабинет райкома комсомола, где меня встречала довольно представительная комиссия. Ни одного из членов комиссия я не знал, кроме директора школы и комсорга школы. Только мужчина в форме МВД с погонами майора и женщина в форме сотрудника КГБ тоже с погонами майора как-то определялись. Трое остальных в гражданском, по всей видимости, определялись работниками райкома комсомола, один из которых, женщина явно должна была выполнять функции секретаря (возле неё лежала стопка чистой бумаги, а в руках она вертела ручку. Конечно, никого из присутствующих мне никто и никого не представили. Заседание началось с речи толстенького мужичка, по-моему, совсем не комсомольского возраста. Как впоследствии меня просветили, это был второй секретарь райкома. Женщина, как я предполагал, оказалась секретарём, а последний сухопарый молодой человек, полагаю близкий к выходу из комсомольского возраста, оказался инструктором райкома комсомола курирующий тему юных помощников милиции. Майор милиции был, как я понял, тоже из тех, кто курирует эту тему. Не ясно было, что здесь делает целый майор КГБ. Присутствие сотрудника КГБ, конечно, меня напрягло, но сильно не обеспокоило. Я не чувствовал с её стороны враждебности. Больше того она на меня смотрела с интересом, чуть удивлённо и чему-то улыбаясь. Я списал это на то, что я представлял, как выгляжу со стороны: спокойное сосредоточенное лицо со следами от "бандитских пуль" недавней драки, уверенные движения, рубленые фразы. Не часто, по всей видимости, они встречали таких десятиклассников. Вообще-то с интересом меня рассматривали все, как было понятно случай неординарный. Здесь, по моему мнению, следует сделать отступление.

Мои взаимоотношения с Коммунистическим Союзом Молодёжи, Партией и органами власти.

С точки зрения того времени я был ярый сторонник социалистической идеи и соответственно воспринимался окружающими как ярый комсомолец. Но если кто-то подумает, что я представлял яркий пример, как говорят оболваненного коммунистической пропагандой, то он очень ошибается. Да, сегодня либералы пытаются представить наше поколение в виде болванчиков, которым, что скажут то они и делают, но это не так. Я думаю, многие согласятся со мной, большая часть искренно верила в социалистическую идею, но каждый верил по-своему, и это была его своя, индивидуальная правда. Для примера рассмотрим вопрос веры в Бога. Верующих может объединять общая концессия (например, православие) но каждый верующий имеет своё понятийное представление своей веры и образа Бога и это его своя, индивидуальная правда в этом вопросе. Да, многие, в потоке обычной, скажем, часто непростой жизни воспринимали те условия жизни нормальными веря в её улучшение, безоглядно полагаясь на партию. и конечно они не заморачивались высокими рассуждениями о социалистической идеи. Рядовые комсомольцы и я в их числе верил в светлое будущее. Верил, что наши "старшие товарищи" найдут правильный путь развития. Как же не верить, ведь эти "старшие товарищи" наши деды, отцы и матери, а наши цели ясно отражены в программных документах. Чего только стоит Кодекс строителя коммунизма. Считается, что либеральная и социалистическая идея — это антагонисты. Однако, с точки зрения моего мировоззрения это не так. Либеральная и социалистическая идеи, несмотря на кажущую противоположность, имеют общую слабость, которая нивелирует все провозглашаемые ими "распрекрасные" идеи.

И.В. Сталин сказал, что "Кадры решают всё" Это, по моему мнению, очень правильные слова, но за понятием "кадр", стоит конкретный человек, которого надо воспитать и он сам должен желать воспитаться в соответствии требованиями, предъявляемыми идеями либерализма или социализма. И я говорю не только об основной массе. Этим требованием должны отвечать в равной степени и верха. Идея потребительского общества поглотила либеральную идею, создав общество анархистов индивидуалистов, живущих ради наживы, либо ради сытой и без проблемной жизни. Затем она разложила и также поглотила социалистическую идею. И разложение обязательно начиналось с верхов. Основной причиной такого результата, я полагаю, является игнорирование обеими системами (либеральной и социалистической) индивидуального развития гармонии человека. Вместо развития человека с высокоразвитой индивидуальной культурой, через осмысления им своей развивающей национальной культуры был взят курс на создание человека, легко управляемого системами (и капиталистической и социалистической), в виде человека низкого культурного уровня (быдла). Быдла элитного и быдла массового. Конечно, эта тема обширна, и я постараюсь также ею заняться по мере своих сил и возможностей.

Возвращаясь к теме моего отношения к внешнему миру, я хочу донести до читателя следующее. Я полностью поддерживаю лозунг: "От каждого по способности и каждому по труду". Но тогда не надо пытаться вместо помощи человеку осознать свои индивидуальные истинные интересы, подменить их ложными общественными интересами. Подмена истинных интересов ложными интересами превращает вышеприведённый лозунг в другой лозунг универсальной для любой системы: "От каждого то, чего нужно системе и каждому то, что она захочет дать". Конечно, в то время я не обладал тем уровнем сознания, каким я обладаю сейчас, но работа по осознанию шла, и я интуитивно вырабатывал своё отношение к системе.

Я активно шёл на контакт с низовыми звеньями комсомола и партии, но начиная, в комсомоле и партии с уровня секретаря комсомольской организации школы, парторга школы и выше я старался с этими людьми вести себя осторожно. Тогда, будучи школьником 10 класса я считал эти уровни загнивающими и коррумпированными. Просто я полагал, как большинство, что это можно изменить в рамках нашей системы. Поэтому тактика моего поведения была проста "Васька слушает и ест" и иногда отрыгивает.

Возвратимся к заседанию комиссии. Я стоял перед ними, они сидели за столом и пялились на меня. Заседание открыл, как я позже узнал второй секретарь комсомола. Меня удивило то, что его речь была короткой. Он просто представил инструктора райкома, который и произнёс основную речь. Ну, конечно же, я не оправдал то доверие, которое мне оказал комсомол, назначив на ответственный пост. Вместо того, чтобы организовать просветительную работу (это я так иронизирую) и наладить информационное освещение руководства школы, я создал бандитский отряд, который занялся мордобоем учеников, вина которых не доказана. Своими действиями порочу звания комсомольца и у него есть заявление от секретаря комсомольской организации школы о моём исключении из рядов комсомола. Всё это не было для меня неожиданностью, поэтому я воспринял все эти слова, молча. Сказать, что я был спокоен нельзя, волнение было, ещё больше меня захлёстывало желание сказать всё, что я думаю о таких людях, как они. Я видел, что моё молчание и внешне спокойный вид озадачил райкомовских работников. Они пошушукались и предоставили мне слово, чтобы я высказал свои соображения в свою защиту.

Я уже говорил, что я любил читать, и у меня было постоянное место в читальном зале ближайшем к моему дому. Одно время меня заинтересовал вопрос работы секретных служб, и я некоторое время запоем читал все, что находил в библиотеке по этому вопросу. Особенно мне понравилась одна книга, и я её очень хорошо проштудировал. Книга, если мне не изменяет память, называлась "Записки бельгийского контрразведчика". Многое из этой книги оказалось можно применять в обычной жизни. Монотонным, твёрдым голосом я размерено говорил о том, что, по моему мнению, я выполнил все начальные условия выполнения задания по формированию отряда. Я отобрал крепких и морально устойчивых членов, довёл до них главную задачу о ликвидации практики поборов. Мы коллегиально определили мероприятия воспитательного характера. Далее, мы стали реализовывать эти мероприятия, начав с беседы, в которой потребовали от них прекратить свою деятельность и объяснили им, к каким последствиям может привести их отказ. Однако, получили однозначный отказ. Более того, они демонстративно на следующий день осуществили грабеж, и только наша готовность к такому развитию позволила его пресечь. Но видно долгая безнаказанность их развратила, поэтому они решились на нападение. Я помню, тогда привёл определение третьего закона физики о том, что "сила действия равна противодействию", отметив, что наши действия носили предупредительный характер и являлись в большей мере символическое значение и не обладали той жестокостью, как в драке со мной. После моего спича, меня выпроводили из кабинета за дверь. Там я должен был дождаться решения комиссии по мне. Я сидел и думал, что, по всей видимости, в институт я не попаду. Туда исключенных из комсомола принимали не охотно. Но я рассуждал, что это не смертельно, пойду в армию. Грело душу то, что на недавней перерегистрации приписного свидетельства мне изменили, призыв с воздушно-десантных войск на призыв в горнострелковые части, а это два года в горах. Красота! Мне как-то стало легко и спокойно. Меня позвали в кабинет, оказывается уже прошёл почти час.

В общем, отделался я относительно легко. Строгий выговор по комсомольской линии и отстранение от командирской должности. Позднее, я узнал, что "отстояли" меня представители МВД и КГБ. Вернее, как отстояли, они просто озвучили совместный проект решения по мне, и никто не стал возражать. Сотрудники райкома и представители школы настаивали на исключения из комсомола. А присутствие сотрудника КГБ было инициативой самого КГБ, и я полагаю, что это было отголоском межведомственной борьбы между МВД и КГБ о которой в то время я конечно знать не мог. Конкурирующие организации зорко следили, друг за другом используя промахи конкурентов. Неожиданным для меня было действие сотрудницы КГБ, когда она громко при всех попросила меня подождать меня для отдельного разговора. Я вышел из кабинета в коридор. За мной быстро исчезли из кабинета и все остальные. Когда меня позвали, и я зашёл в кабинет там присутствовали только два майора. Разговор вела майор КГБ, а майор МВД лишь утвердительно кивал головой. Проговорили где-то мы полчаса. Я рассказал им то, что я думал, но не рассказал на комиссии, т.е. о своём отношении к комсомолу и сложившейся ситуации. Знаете, после этого допроса я ещё сильнее зауважал наши спецслужбы. Я в полной мере осознал их важную роль. Расставались, мы, по-моему, все довольные прошедшим разговором. Майор МВД пожал руку и сказал: "Молодец! Хорошо действуешь!". А майор КГБ сказала, пожав руку: "Конечно молодец, но надо бы подучится драться". Вот так окончился тот день. Где-то через неделю на моё имя в Новокуйбышевск пришла бандероль от неизвестного мне адресата. В ней было упакована стопка листков ксерокопий. Там были рисунки с поясняющим текстом описания китайской борьбы Кунгфу Внутренний (дай-ши) и Внешний (ву-ши) стили, но это, уже история из другой составляющей моей жизни.

Где-то через пару недель у меня пропал комсомольский билет. Украли его или я сам его потерял непонятно. Я часто его носил в школьном портфеле с собой, как в школу, так на стороне, поэтому оба варианты возможны. После комиссии, я осознавал, что мне необходимо менять школу, а тут ещё и это. Удивительны были последствия. После написания заявления о пропаже комсомольского билета, секретарь школы собрал заседания совета, который решил, за утерю билета, исключить меня из комсомола и передали это решение на утверждение в райком комсомола. В райкоме комсомола меня тоже помнили и тут же утвердили его. Так я оказался вне комсомола. Исключение из комсомола не сильно меня озадачило, так как такой вариант развития моей жизни мной был обдуман. Однако, когда об этом узнали комсомольцы старшеклассники школы, началась буча. Оказалось, что я значимая фигура в школе. Сразу же подняли уставные документы и выяснили, что исключать меня могло только общее собрание первичной комсомольской организации, а совет таких прав не имел. Тут же было инициировано общее собрание, с единственным вопросом о моём восстановлении. Подавляющим большинством голосов приняли решение о восстановлении меня в комсомоле. Официально оформленное решение было передано: одно в райком комсомола, и одно в горком комсомола. Информация о моём исключении достигли школы № 14 города Новокуйбышевска, где меня принимали в комсомол и они, помня меня, тоже оформили протокол собрания первичной организации и также направили в два адреса. Быстрее всего среагировал городской комитет города Куйбышева, направив в райком своего инструктора для проверки. По результату проверки, было принято решение о восстановлении меня в рядах комсомола. После получения нового комсомольского билета я сразу же перевёлся обратно в школу № 15 г. Новокуйбышевска. Новый год я встречал уже учеником 10 класса школы № 15 и встречал его в «золотом бору» в лесу в выкопанной нами, (членами секции альпинизма) землянке. Мы там встретили Новый год и провели два дня, бегая на лыжах и обучаясь зимнему ориентированию под руководством Кости Калюгина. Ранее, летом он нас также обучал ориентированию, и мы проводили спартаковские соревнования по ориентированию, как летнему, так и зимнему.

3. Глава. 1970 год. Высокие Горы Тянь - Шаня.

С начала нового года и до окончания учебного года, сдачи экзаменов и получения аттестата об окончании средней школы прошли в учёбе и подготовки к сборам. Так как я выполнил третий разряд, то я имел полное право на эту поездку и его получил. Была только одна "загвоздка", запланированное поступление в институт. Куда поступать мною было уже определено заранее и по воле случая.

День рождения, так как мы были с братом двойняшки, мы праздновали вместе и поэтому на наш день рождения приходили одноклассники обоих, т.е. из двух классов. Меня банально приревновали, признаюсь не безосновательно, но ведь это дело молодое. Ревнивец весь вечер пытался меня чем-нибудь поддеть и когда зашёл разговор о поступлении в институт он сказал, что будет поступать на очень престижную специальность "радиотехнические устройства" и намекнул, что не с моими спортивными мозгами поступить на эту специальность. Мне было всё равно куда поступать, так как тогда я интуитивно чувствовал желание поступить на очное отделение из-за моего влечения к новым людям. Так как радиотехника мне была интересна в своё время, этот вариант мне понравился, и я сказал, что тоже буду туда поступать. И сдав последний экзамен (до отъезда на сборы оставалось, по-моему, около двух дней) я попросил оформить мне в экстренном порядке все документы и на следующий день сдал их в приёмную комиссию Куйбышевского Политехнического института.

Через день мы уже ехали, оккупировав полки общего вагона поезда Москва - Алма-Ата. Алма-Ата отложилась в моей памяти несколькими моментами. Местом сбора участников выезда в горы была перевалочная база альпинистского лагеря "Талгар" за кинотеатром "Юлдуз" в переводе, если не ошибаюсь "Звезда". Сам город мне очень понравился. Большое количество фонтанов создавало очень комфортный микроклимат. Очень интересная архитектура. Не понимаю, почему казахи сменили столицу? Ну мы, конечно, сразу же ударили по шашлыкам (25 копеек за шампур) с пивом. Следует отметить, что алма-атинское "жигулёвское" пиво, на мой вкус, лучше, чем куйбышевское. А вкус алма-атинского тёмного "Портера" я до сих пор ищу среди марок выпускаемого в наше время марок тёмного пива.

Наш дальнейший путь лежал в ущелье Медео к началу тропы ведущей к подъёму на ледник к расположенной на ней метеостанции Мынджилки. К ней мы должны были забросить весь экспедиционный груз, чтобы обосновать там свой базовый лагерь. Народа было достаточно, чтобы произвести заброску всего экспедиционного груза за одну ходку. Правда, загрузиться надо было по - полной. Свой абалаковский рюкзак я загрузил под завязку стеклянными банками с тушёнкой, поставив друг на друга и проложив к спине сложенную в несколько слоёв палатку серебрянку. Как в дальнейшем показала практика это была моя грубая ошибка. Рюкзак получился тяжеловатым. По крайней мере взгромоздил я его на плечи с трудом. Но я решил, что осилю. Мимо меня прошёл Камил Королёв брат нашего тренера. На сборах он был инструктором, и как позже оказалось в дальнейшем моим инструктором. Он шёл размерено в среднем темпе и рюкзак его был не меньше, чем у меня. Я решил пристроиться к нему в след. В альпинизме на таких забросках, как правило, каждый идёт своим темпом, который ничем не ограничивается, кроме твоего самочувствия и выносливости. Моя тактика была следующей: пятьдесят минут движения и десять минут отдыха. Через пятьдесят минут я осторожно опустил на землю рюкзак, прислонив его к камню. Камил обернулся, посмотрел на меня и продолжил движение. По всей видимости, у него какая-то другая тактика движения на подходах. Отдохнув, я влез в лямки рюкзака и с трудом поднялся и двинулся в путь. Приблизительно через полчаса я осознал, какую грубую ошибку я совершил. Палатка серебрянка смялась, и крышки банок стали елозить по моему хребту. После второго привала я решил ускориться, чтобы быстрее дойти до метеостанции, так как чувствовал, что сотру свой хребет в ноль. Я уже чувствовал, что позвонки пустили первую кровь. И ещё Камил, шедший впереди меня размеренно, в том же своём среднем темпе, подрывал мою веру в свою отличную физическую подготовку. Выйдя на ледник, и уже видя конец своего пути - здание самой станции, я решил прибавить темп и нагнать Камила. К крыльцу станции мы подошли почти одновременно. Он обернулся и сказал: "А ты молодец" и двумя пальцами легко сбросил свой рюкзак на крыльцо и вошёл вовнутрь станции. Я осторожно в приседе поставил свой рюкзак на крыльцо. Выполз из-под лямок рюкзака и подполз к рюкзаку Камила. Визуальный объём рюкзаку давало пуховое и личное снаряжение, а вес соответственно не превышал 10-15 кг. Нет, я помнил, что в альпинистских лагерях инструктора тоже носили только свои личные вещи, но я "наивный" полагал, что спортивные сборы — это несколько иное, где все равны и стараются принести пользу общему делу. Я быстро разгрузился и ушёл вниз на вторую ходку уже за своими вещами. Так как регенерация у меня была хорошая, то за время моего спуска все мои раны покрылись заживающими коростами. Я решил, что если к вечеру не почувствую воспаление, то и нечего заморачиваться, само заживёт. Так, в общем, то и произошло. А Камил стал моим инструктором, который готовил меня к восхождениям для выполнения норматива второго спортивного разряда. Я сделал пять нормативных троек. Для закрытия второго разряда оставалось лишь восхождение на вершину 4А категории трудности, но я не успел. Надо было возвращаться домой для поступления в институт. Конечно, я уезжал с чувство незавершенности. И Камил ещё понизил градус моего настроения, написав в книжке альпиниста хвалебную характеристику обозвав меня гениальным скалолазом и альпинистом с большим будущим и дав рекомендацию для обучения в Школе инструкторов. Потом я не раз видел удивлённые взгляды тех, кто проверял мои документы, когда они читали эту характеристику. Приходилось делать "рожу кирпичом". "Я не я и корова не моя", а что делать? Вот всё что осталось с тех сборов 2 фотографии после спуска с какой-то тройки:

На этих фотографиях сборная группа участников сбора ДСО Спартак и ДСО Буревестник: те, кто в синих пуховках «спартаковцы» слева направо Илясов и Рассолов; те, кто в красно-чёрных пуховках «буревестники» слева направо Девятилов и Абалымова.  

Приехал я в Куйбышев за три дня до начала экзаменов. Все экзамены сдал, но не дотянул до проходного бала один бал. Однако меня и ещё троих вызвали на собеседование, после которого предложили оформиться кандидатами под замену предполагаемого выбытия студентов по опыту прежних лет. По результатам сдачи экзаменов первого семестра, я был зачислен как обычный студент. Так началась моя студенческая жизнь. Я не буду её описывать, потому что текла она своей жизнью параллельно моей альпинистской, не пересекаясь, не мешая друг другу, а только дополняя и обогащая её. Может быть, я напишу о ней отдельную книгу.

Я уже писал, что в «золотом бору» в лесу была выкопана и оборудована нами землянка. За осень мы её перебрали, расширили и модернизировали, поэтому этот Новый год встречали в более комфортных условиях. Мы также встретили там Новый 1971 год и провели два дня, бегая на лыжах и уже повышая своё мастерство в зимнем ориентировании под руководством Кости Калюгина. Так закончился удачный для меня 1970 год. 

4. Глава. 1971 год. Высокие Горы Кавказа.

Центральный Кавказ. Горнолыжный лагерь "Шхельда"

Где-то в середине января были проведены соревнования по беговым лыжам. На этих соревнованиях присутствовал инструктор ДСО. Секция явно набирала репутационный вес. Вот фотография с этого события.

Еще одно важное событие начала этого года. Меня в секции премировали бесплатной путёвкой в горнолыжный лагерь "Шхельда". Да, тот самый, мой первый альпинистский лагерь "Шхельда", зимой становился горнолыжным лагерем.

Путёвка была сроком на 12 дней. На начало смены я опоздал из-за задержки прилёта самолёта в Минводы. Добрался в лагерь, только на следующий день после начала работы лагеря. Пока оформился, пока поселился, пока получил горнолыжное снаряжение, отделение, к которому меня прикрепили, уже ушло тренироваться, на собственный склон лагеря. Я быстренько оделся, взял горные лыжи и тоже выдвинулся на горнолыжный склон.

Особо хочу рассказать о моих первых горных лыжах. Основа лыж клееное дерево, к которому были прикручены канты в виде металлических полос. Крепление в виде мощной пружины, охватывающей задок ботинка, взводилась лягушкой, прижимая носок ботинка к механизму обеспечения безопасного расцепления ботинка с лыжей при превышении определенного усилия. От потери лыжи при расцеплении страховал тросик, который одним концом крепился на креплении, а другим на ботинке. Такая система считалась опасной из-за возможности получения травмы при падении. При падении ты летишь по склону вместе со свободно болтающейся на тросике лыжей, поэтому она не монтировалась на тренировочных занятиях. Слетевшую лыжу на тренировочном склоне приходилось разыскивать.

На склоне стоял бугельный подъемник, представляющий из себя петлю из стального троса с двумя точками крепления: внизу, где находился электродвигатель, приводящий эту петлю в движение и где находилась площадка посадки; и вверху, где трос проходил через устройство сброса бугеля. Сам бугель собой представлял стальную проволоку диаметром около 5-6 мм, с одной стороны, специальным образом изогнутая, а с другой стороны, с проушиной, к которой крепился 6 мм репшнур, а к нему крепилась обычная палка. Длина репшнура позволяла при посадке успеть зацепить трос бугелем и "оседлать" палку для подъёма наверх. Наверху специальная стальная пластина с прорезью для прохождения троса сбрасывала ваш бугель с троса. Вы подвязывали репшнуром бугель в виде пояса и всё. Вы готовы к спуску.

Инструктор послал меня наверх для тренировочного спуска, чтобы я почувствовал разницу между беговыми и горными лыжами. Он спросил, знаю ли я, что такое "плуг" и "полу плуг". Так как беговые лыжи были обязательным элементом наших зимних тренировок, то я, конечно же, знал эти приёмы спуска на беговых лыжах со склонов. Я поднялся наверх, немного помучившись с посадкой на бугельный подъёмник и начал свой первый спуск на горных лыжах. Да! Первой неожиданностью для меня было то, что горные лыжи, будучи тяжелее беговых лыж и обладая лучшим скольжением, быстро набирали скорость. Второй момент, привычка садится на задки беговых лыж при спуске, опять-таки из-за их лёгкости, привели меня к закономерному печальному результату. Я быстро набрал скорость, а посадка назад привела к сбросу на склон. Лыжи отстегнулись и дальше по склону мы уже скользили отдельно друг от друга почти с равной скоростью, так как на мне было одето куртка полупальто, верхний слой которого был из синтетического материала, и, по моему мнению, по скольжению не уступающего поверхности горных лыж. Пришлось тут же применить приём самозадержания "зарубившись" на склоне используя горнолыжную палку. Ко мне тут же подкатил инструктор. Он спросил: "Альпинист? Какой разряд?" Я ответил: "Не хватает до второго 4А". "Тогда я спокоен". На этом проверка была закончена. Я пошёл искать улетевшие лыжи, а потом инструктор нас стал учить. Мы учились, как правильно падать и как правильно вставать после падения. Спуски мы начали с «плуга», а через пять дней многие (я тоже в их числе) уже катались почти на "параллельных". И уже не сидели сзади на задках лыж, а при повороте, смело бросали тело вперёд по склону внутрь поворота.

На шестой день собрали группу из тех, кто, по мнению инструкторов, уже умели хорошо управлять лыжами и повезли на гору Чегет. Ну что сказать? Конечно, катание на склонах ущелья и катание на склоне горы сильно отличаются. На склоне горы эмоции от катания ярче и насыщенней. Простор и чувство растворения твоего движения в снеге, особенно когда попадаешь на нетронутый свежевыпавший снег. План был таков: мы поднимается на самый верх почти под вершину, используя все возможные бугельные подъёмники. Даже было предложение пешком взобраться на вершину, но сопровождающие нас инструктора эту идею зарубили. А потом, с верхней точки подъёма спускаться до самого низа к началу канатной дороги. Вот на самом верху я прокатился по "целику" (нетронутому снегу). Трудно описать чувства, когда ты, зарывшись по пояс в снегу, катишь вниз. Все свои входы в повороты и все движения ты ощущаешь всем телом. Ты будто бы плывёшь, и неописуемое чувство лёгкости растворения в мягко обволакивающем тебя снеге. Потом расслабляющий участок накатанной трассы и дальше был понравившийся мне тогда участок "бугров". Есть две тактики прохождения снежных бугров. Первая, это их "облизывание", когда ты, как бы повторяешь все изгибы бугра, стараясь, всё время держать контакт лыжи с поверхностью бугра. Вторая, это движение "толчками", когда ты, взлетая на бугор в верхней его точке, отталкиваешься от него, готовя себя к амортизации при приземлении на обратной стороне. Получается, что некоторое время ты находишься в полёте. В тот выезд на Чегет мы три раза поднимались наверх и спускались до самого низа. Я опробовал оба варианта прохождения бугров и решил, что мой вариант это "облизывания", как более полный контакт с поверхностью и поэтому лучшая управляемость лыжами. Нас, до окончания смены, ещё два раза вывозили на Чегет.

О составе смены горнолыжного лагеря. Структурный состав горнолыжного лагеря повторял структуру альпинистского лагеря. Те же отделения в составе 10 человек со старостой во главе, тот же инструктор в виде куратора. Инструктора по горнолыжной подготовке это те, которые летом тут работали инструкторами по альпинизму. Национальный состав смены также был разнообразным. Например, в нашем отделении было трое прибалтов, два парня и девушка, двое парней из Красноярска, двое парней из Украины, остальные из средней части России. Вечерами устраивали чаепитие, рассказывали истории и пели песни. Следует отметить, что горнолыжный лагерь сохранял прикладной военно-спортивный дух. Это было не место отдыха, а место обучения определённым имеющим прикладное значение знаниям. Да, было у нас и распитие спиртных напитков, как правило, местных вин, но я не помню, чтобы кто-то напивался. Разъезжались мы с лёгкой грустью и с желанием, когда-нибудь вновь пересечься на горных склонах.

Вернувшись домой, я вновь окунулся в тренировки и свою студенческую жизнь. Я поставил себе задачу досрочно сдать экзамены и уехать в горы, попав в первую смену, а дальше устроится работать в лагере и находить столько вершин сколько смогу. чтобы выполнить свой план я должен был сдать несколько экзаменов досрочно. Прошли майские праздники, а с ними первенство Поволжья по скалолазанию. Я что там занял, но что не помню. Все мои усилия были направлены на "охмурение" преподавателей, которым я должен сдавать экзамены, чтобы они приняли у меня экзамены досрочно. Мне это удалось, сдал я все экзамены без троек, даже одна была пятёрка.

Западный Кавказ. Альпинистский лагерь "Узункол"

Я прибыл в лагерь, имея бесплатную разрядную путёвку. Так как июнь месяц имел репутацию нестабильного по погоде месяца, то первая смена в альплагерях традиционно формировалась из новичков и значков, а для альпинистов разрядников считалась нежелательная, поэтому мне "обломилась" бесплатная путёвка. Я полагал, что за смену я свою одну 4А схожу, а хождение в плохих погодных условиях считал очень важным и полезным для своего развития.

Первые дни, это обычные процедуры по приезду в любой лагерь: сдача документов, расселение, прохождение медосмотра, сдача спортивных нормативов, формирование отделения и опять повышенный интерес к моей личности, но правда, как к очень молодому разряднику. На меня сильное впечатление произвёл Захаров Павел Павлович. Начальником лагеря был другой человек, которого я не помню, но настоящим хозяином лагеря являлся Начальник учебной части Пал Палыч Захаров. Нас разрядников прибыло достаточно, чтобы сформировать отряд разрядников из трёх отделений. Первое отделение состояла из четвёрки разрядников, имеющих оформленные вторые разряды (семейная пара-мусульмане из Казани, один парень из Красноярска и один парень и из Москвы). Второе отделение было наше и состояло из шести человек (все парни). В нашем отделении только я был ближе всего к выполнению нормы второго разряда. Мне не хватало одной 4А у всех остальных кроме 4А не доставало одной или двух 3Б. Третье отделение полностью состояло из чистых третьеразрядников и состояло из шести человек (одна девушка и пять парней). Соответственно старостой нашего отделения был назначен я, как самый опытный, "гениальный" и будущий инструктор (это так пошутил Пал Палыч). на все тренировочные занятия: скальные, ледово-снежные; мы выходили всем отрядом. Уже на скальных занятиях мне не понравилось поведение первого отделения. Вели себя высокомерно (ну как же, кое кто из Красноярска, со Столбов, скалолаз) Лазили они только в калошах и надсмехались над нами, потому что я лазил в "триконях" и своих заставлял в них лазить. Нет, мы на тренировках лазили и в калошах, но только после того, как определённое время отлазаем в триконях. Наш инструктор куратор мою методу полностью поддержал. После прохождения тренировочных занятий мы "разбежались" по своим тренировочным маршрутам. Нам нужно было пройти маршрут 3А категории трудности, а первому отделению маршрут 3Б.

Я не помню название тренировочной тройки. Помню, что она проходилась легко, но нервно. Шли мы тремя связками по двое. Нервозность возникала из-за попыток одного из участников пытаться организовать страховку, где надо и где не надо. Это сильно нас тормозило, так как мне приходилось останавливать группу и объяснять этому товарищу ненужность его действий. В конце концов, не выдержав его маниакального желания страховаться на ровном месте, я пристигнул его к себе и проволок до окончания маршрута. В советском альпинизме после каждого восхождения происходил разбор восхождения с целью анализа поведения группы и каждого участника группы, по результатам которого делался вывод о возможности участия группы и каждого участника группы в дальнейших восхождениях. Отчисление участников группы по тем или иным причинам, после таких разборов, было обычным делом (особенно у разрядников). Первым выступал я, как руководитель этого восхождения. Рассказав о перипетиях нашего восхождения, я дал оценку каждому участнику. По поводу перестраховщика у меня боролись два чувства. Первое, мне, конечно же, не хотелось быть инициатором его "списания", которое как правило ставило крест на его альпинистской карьере, но и я видел, какую опасность он может принести, что я также не мог допустить. Я пытался донести до него мысль, чтобы он, сославшись на плохое самочувствие, отказался от дальнейших восхождений. Но тут он мне помог. Он обвинил меня в пренебрежении страховкой во время прохождения маршрута, что, мол, подвергало всю группу большой опасности. Мне кажется, он не ожидал, что вся группа тут же ополчится на него. Сразу же предложили ему назвать участки маршрута, где я, по его мнению, пренебрегал страховкой. Вспомнили, как чётко мы организовывали прохождение ключевых участков. Прения остановил Пал Палыч. Тогда он сказал слова, которые я помню до сих пор "Пребывание в горах реальная опасность. Увеличение времени пребывания в условиях реальной опасности, когда этого можно избежать является грубой ошибкой". Также отметив факт конфликта группы с одним из участников, что, по его мнению, ухудшает безопасность в дальнейшем при восхождении группы он вывел этого участника из состава группы. Так нас осталось пятеро.

После, нас ждала зачётная вершина 4А к.т., а первое отделение 4Б к.т. Мы уже заранее знали, что оба отделения пойдут на одну и ту же вершину Кирпич (вот она на снимке) только по разным маршрутам и в разное время.

Первое отделение выходило на сутки раньше нас. На следующий день, они уже шли по маршруту, а мы, сменив их в очереди у завхоза, получая снаряжение и продукты, готовились к выходу вечером после ужина.

Альпинистский лагерь "Узункол". Начало спасательных работ.

Ближе к ужину по лагерю объявили о том, что все выходы, запланированные на этот день, отменяются в связи с началом спасательных работ на вершине Кирпич. Так как там находилась только группа первого отделения разрядников, то было понятно, что что-то произошло с ними. Наступило время ужина и на нём, нам выдали информацию. При прохождении самого сложного участка, одного из последних ключевых участков перед выходом на простой гребень, ведущий на вершину, произошёл срыв впереди идущего. Его напарник по двойке не смог остановить падения, так как забитые крючья вылетели, а сам он был тоже сорван с места страховки телом своего сорвавшегося напарника. Падение обоих было остановлено, так как энергия падения гасилась при каждом вырывания крюка, а особенно в момент срыва того, кто страховал, а так как он был на самостраховке, то крючья самостраховки и остановили их падение. Результаты были неутешительны. Первый пролетел по скалам 60м, а второй 30м. Когда к ним добрались участники группы, оба они были без сознания. У первого прощупывался нитевидный пульс у второго бы явный перелом бедра, и он тоже был без сознания.

Мы сидели в столовой и ждали дальнейших распоряжений начальства. Вошёл Пал Палыч и пошёл между столами. Подошёл к нашему столу и сказал, обращаясь ко мне: «Ты что здесь сидишь! Быстро на выход в головной отряд». Я полагаю, что к такому решению Пал Палыча привела моя запись в книжке альпиниста о том, что я участвовал в составе головного отряда в поисково-спасательных работах на Чегете. Всё отделение в полном составе рвануло из столовой собирать меня на выход. Я выбросил из рюкзака всё, собранное к выходу общественное снаряжение и продукты, оставив лишь пуховое и бивуачное снаряжение. Ребята мне впихнули (на всякий случай) две банки сгущёнки, и я двинул к складу КСП (контрольно-спасательный пункт). Там Начальник КСП лагеря выдал мою «пайку» в виде половинки «акьи» и 100-метровой катушки 6мм стального троса. Упаковав катушку в рюкзак и пристроив, акью поверх рюкзака я двинул из лагеря. Куда идти определить было не сложно, так как впереди, в пределах видимости, двигались ранее ушедшие инструктора. Стараясь нагнать передовую часть головного спасательного отряда, я обгонял идущих инструкторов и видел, как им тяжело давался подъём. Да! Июньская смена имела ещё один отрицательный момент малый по численности и слабый профессиональный состав инструкторов, что, по-моему мнению, также являлось аргументом в пользу моего привлечения в головной спасательный отряд. Фактор времени был важен и поэтому я шёл не останавливаясь. Темп я держал высокий, так как я применил тактику "волчьего бега". Можно встретить название "волчий шаг", но я полагаю, что это неправильное название, так как мне трудно представить шагающего волка, а вот бегущего вполне. Конечно, по тропе, идущей вверх, не набегаешься, поэтому я копировал темп ходьбы марафонца. Темп марафонца в течении 50 минут и 10 минут расслабляющей обычной ходьбы. Путь головного отряда лежал с расчётом выйти на предвершинный гребень в точке, до которой не дошла группа с обратной стороны горы, и уже оттуда сверху организовать эвакуацию пострадавших. На нашем пути, в нижней части был ледник, потом лежал скальный массив, в виде скальной полки с 40-метровой скальной стеной. Верх полки представлял собой снежно ледовый склон, заканчивающий рантклюфтом (трещина, возникающая в месте перехода ледово-снежного склона со скальной стеной), переходящим в скальную 60-метровую стену предвершинного гребня, конечной цели нашего пути. Передовую группу я нагнал, когда они уже заканчивали обрабатывать 40-метровую стену, оканчивающейся скальной полкой. Вытянув рюкзаки наверх скальной полки, оставив двух человек для расчистки в снегу места для палаток и их установки, мы, шесть человек, выдвинулись обрабатывать снежно-ледовый склон с целью выйти к рантклюфту под скальную 60-метровую стену предвершинного гребня. Сменяя друг друга, мы били ступени и довольно быстро достигли рантклюфта и стены. Здесь мы провели сеанс радиосвязи, из которого узнали, что один из пострадавших умер. Знаете, тогда я впервые почувствовал, что такое удар душевной боли, когда ты теряешь цель, на достижение которой ты отдавал себя. Я хорошо помню своё и состояние ребят. Из нас как будто выдернули стержень. "Не успели!". Эта мысль, наверное, в тот момент посетила не только меня. Вторая новость была радостной. Второй пострадавший (с переломом бедра) пришёл в сознание, и по опросу через рацию доктора его состояние было стабильно среднетяжёлое. Смерть одного и стабильное состояние другого позволила принять решение о кратковременном отдыхе. Было уже около часа ночи. Было принято решение спуститься в оборудованный штурмовой лагерь наверху скальной полки. Поесть и поспать 1,5 часа, перебив сон, и после этого начать обрабатывать 60-метровую стену предвершинного гребня. По провешенным вертикальным перилам мы спустились в штурмовой лагерь. Здесь нас ждала информация, которая нам очень не понравилась. У нас было всё: куча верёвок, всё тросовое снаряжение, куча крючьев, примус, бензин, даже две новых пятилитровых алюминиевых кастрюли, но не было того, что нужно было в данный момент - еды. Нет! Соврал, были две банки сгущёнки, которые засунули в мой рюкзак на всякий случай мои товарищи по отделению. Растопив снег, развели две несчастные банки сгущенки и, доведя полученное до состояния согревающего напитка, разлили поровну на всех. До кипения не доводили, так как очень хотелось спать. Каждый получил около двух трети кружки. Попив молочка, закутавшись в пуховые спальники, полулёжа, прижавшись, плотно друг к другу (наше количество и размер палаток не позволял большее) мы отрубились на полтора часа.

Где-то на склонах вершины Кирпич. Первый день спасательных работ.

Вот только закрыл глаза и улетел в беспамятство, как уже кто-то трясёт тебя за плечо и требует просыпаться. Спали мы полностью снаряженные, ослабив лишь грудные обвязки, и с подготовленным снаряжением для организации спасательных работ. Поэтому мой процесс подъёма, как и других, заключался в том, что уткнулся в снег лицом и, смахнув рукавом снег с лица, подхватив рюкзак двинул наверх. Когда я подошёл к рантклюфту, ранее вышедшая налегке двойка уже обработала стену и вышла на предвершинный гребень. Следом идущие были нагружены снаряжением для организации на гребне основной станции подъёма-спуска 10 мм стальным тросом и страховочной станции 6мм стальным тросом. Возле трещины лежал конец перильной верёвки наверх. Там же лежал конец страховочной верёвки для поднимающегося наверх с карабином, для отличия от перильной. Я пристигнул карабин к грудной обвязке и крикнул наверх, что готов к подъёму и что я пойду свободным лазанием. Стена хоть и была отвесная, но изобиловала множеством зацепов и полок, а вес рюкзака у меня позволял мне идти свободным лазанием. Я довольно быстро поднялся на гребень. Вторым должен был подняться доктор. Я не случайно оказался в первых рядах, поднимающихся наверх. Оказывается, я самый лёгкий во всём отряде спасателей, поэтому оказался первым и единственным кандидатом спуска на самую большую глубину в 100 м, где находилось тело погибшего. Моей задачей было под дистанционным руководством доктора получить предварительную информацию о причине смерти. Также моей задачей была подготовка тела, погибшего к транспортировке. Доктор в это время уже должен был спуститься к месту нахождения живого пострадавшего и основной группе для обследования их состояния и оказания соответствующей медицинской помощи. Я же, за это время, должен был подготовить к транспортировке тело погибшего, упаковав и обвязав его для укладки в акью.

Поднявшись наверх, я подключился к организации верёвочного спуска к группе с пострадавшими. Внизу к началу перил подтянулся весь спасательный отряд. На подъём всего головного отряда и организацию тросовой страховочной станции и станции подъёма-спуска ушло много времени. Слабая физическая подготовка многих инструкторов вынудило нас просто вытаскивать их наверх при помощи верёвки, а также терять время на подъём их рюкзаков. Только после полудня всё было готово к подъёму пострадавшего с переломом бедра. К этому моменту нас с доктором уже спустили на наши места: меня к телу погибшего, а доктора к пострадавшему. Мне запомнился момент, когда мы (я, доктор, руководитель спасательного отряда и ещё один спасатель) спустились к основной группе и доктор выразил своё соболезнование женщине (погибший был её мужем) она сказала: "Бог дал, Бог взял". Тогда у меня промелькнула мысль, почему не Аллах, ведь они оба мусульмане. После её слов наш руководитель сказал спасателю, чтобы он её пристегнул к себе и не выпускал из вида. Я же "дюльфернул" (способ быстрого спуска по верёвке) к телу погибшего. Его разместили на небольшой полке. Тело было одето полностью в пуховое снаряжение (пуховка и пуховые штаны) и помещено в пуховый спальник. Доктора интересовало состояние черепа погибшего. Я сразу же, добравшись до головы и прощупав затылочную часть, определил пролом основания черепа. Тогда доктор сказал, что погибший умер сразу, а то, что все определяли, как ниточный пульс это было желание выдать желаемое за действительное. После слов доктора настроение моё повысилось, так как чувство виновности ослабло, хотя сверлила мысль о том, что доктор мог ошибаться. И вот всё готово к подъёму пострадавшего. Меня пока оставили наедине с погибшим, так как не было ещё решено, будем ли мы сегодня поднимать тело погибшего или нет. Но уже на середине подъёма пострадавшего мне пришло распоряжение о подъёме наверх. Было решено транспортировку тела погибшего перенести на следующий день, так как явно по времени мы не успевали. Через полчаса я выбрался на предвершинный гребень. Понаблюдал за спуском акьи на снежно-ледовый склон, затем сам спустился на него и принял участие в транспортировке акьи до нашего штурмового лагеря. Руководитель спасательного отряда отдал мне распоряжение, чтобы, пока готовят акью к спуску, я дюльфернул вниз и забрал еду, что принесли транспортники. Какое же было моё удивления, когда, спустившись вниз, я узнал, что никакой еды они не принесли, что она нас ожидает внизу на ночёвках транспортировочного отряда. Почему-то начспас лагеря решил, что мы спустим обоих пострадавших за один день, и все спустятся в базовый лагерь в долине. Я не буду передавать те слова, которыми награждали участники головного спасательного отряда начспаса лагеря. Мы спустили акью на ледник под стену, где её у нас принял транспортировочный отряд, и поволок дальше вниз. Мы же в усмерть уставшие, поднявшись в свой штурмовой лагерь, расползлись по палаткам, решив с комфортом отоспаться (нам подняли и установили ещё две палатки), если уж не сложилось с едой.

Где-то на склонах вершины Кирпич. Второй день спасательных работ. Польза мата.

Рано утром я проснулся от лязганья триконей по камням. Оказывается, это ребята из транспортировочного отряда лезли по перилам, неся нам еду. Так как было около пяти часов утра, а подъём планировался в восемь часов, никто из нас не вылез из палатки. Желание поспать было сильнее желания поесть. Второй раз меня, да и всех остальных, разбудил запах жареных блинов. Это уже вынести было нельзя. Лагерь зашевелился, быстро просыпаясь, одеваясь и выползая из палаток. Да, нам много, что принесли, мы, наконец, то наелись и напились. В девять часов мы двинулись наверх. Тактика сегодняшнего дня была обговорена ещё вчера. Я шел в первых рядах, так как должен был быстро добраться до тела погибшего, и пока отряд спасателей поднимается на предвершинный гребень для организации подъёма, принять акью и упаковать в неё тело. Затем я должен был исполнять функцию сопровождения акьи при подъёме. Акья фиксировалась карабином на 10мм стальном тросе станции подъёма. На моей грудной обвязке крепился конец 6мм стального троса станции страховки. Я также был соединён с акьёй через систему репшнуров, беседки и грудной обвязки, позволяющей мне оперативно вмешиваться в движение акьи, чтобы она не застревала под скальными карнизами. Уже с самого начала, что-то пошло не так. Меня плохо слышали наверху, как я не старался докричаться, надрывая глотку. Понятно, что почти 100-метровая высота и глушащий ветер сильно затрудняли голосовую связь. Станция подъёма и станция страховки действовали неслаженно и с разной скоростью подъёма. В таких условиях: «если что-то должно произойти плохое, то оно обязательно произойдёт». Вдруг, резко выдернули страховочный трос и, им меня вытащило из-под акьи, бросив на неё, а она своим бортом нырнула под карниз. И тут же выдернули основной трос, намертво заклинив борт акьи под карнизом. «Стой!» - во всю глотку заорал я. Но уже через пару секунд я понял, что они меня не услышали. Дёрнулся страховочный трос, уходя вверх и оттаскивая меня от акьи, а следом дёрнулся основной трос, ещё сильнее заклинивая акью под карнизом. Я осознал, что, если не хватит эластичности связки между моей грудной обвязкой со страховочным тросом и моей беседкой с основным тросом, следующий шаг подъёма может привести к тому, что я поделюсь на две части. Я уже видел, что ребята наверху у обеих станций нагрузили удерживающие лягушки (устройства позволяющие поднимать груз), так как просели и страховочный трос и подъёмный. У меня оставалось времени, пока они будут перемещать тянущие лягушки на ход подъёма.

Вообще-то я редко ругаюсь матом. Моё самоё часто применяемое ругательство: «Блин горелый». Но в тот момент я заорал: «БЛ*ДЬ! СТОЙ!». И знаете, они услышали? В зоне моей видимости показался приспустившийся спасатель и уже на прямой видимости мне прокричал: «В чём дело?» На что я проорал: «Суки! Акью заклинило под карнизом!» Далее, до момента устойчивой голосовой связи, этот спасатель ретранслировал мои корректирующие команды по выходу из этой ситуации. Позже я для себя выдвинул предположение, что матерные слова обладают более высокой частотной проникающей способностью. В дальнейшем я стал сознательно применять матерные слова в аналогичных условиях.

А тогда, меня с акьёй вытащили на предвершинный гребень и, не останавливаясь, перетащили на спуск по другую сторону гребня. Где-то после обеда мы уже спустились на ледник и передали акью транспортировочному отряду. Ликвидировав штурмовой лагерь, поев в лагере транспортного отряда, мы спустились в альпинистский лагерь «Узункол». Через два дня мы ушли по маршруту 4А вершины Кирпич. До конца смены мы всем в отделении закрыли вторые разряды находив кучу троек. Смена разъехалась, начали заезжать участники следующей июльской смены, а Пал Палыч принял меня на работу в лагерь разнорабочим.

Альпинистские лагеря "Узункол" - "Алибек". Соревнование спасательных отрядов Западного Кавказа.

Разнорабочим я проработал всего несколько дней. Меня вызвал к себе Пал Палыч и объявил, что, а/л "Узункол" будет участвовать в Соревнование спасательных отрядов Западного Кавказа, которые пройдут на базе а/л "Алибек". Лагерь будет участвовать в соревновании двумя командами. Главным тренером обоих команд и капитаном первой команды назначен известный мне (по спасательным работам) командир головного спасательного отряда Володя Макаров. Мне предложено войти в состав второй команды. Конечно, я сразу же согласился. Участие в соревнованиях такого ранга, где участвовали команды всех альпинистских лагерей Западного Кавказа, стоило очень многого. Во-первых, неоценимый опыт совершенствования в приёмах проведения спасательных действий при тренировках к участию в соревнованиях. Во-вторых, опыт участия в соревнованиях, в которых участвуют самые опытные спасатели альпинисты. В-третьих, моё участие в этих соревнованиях давало мне недостающие балы, для получения Жетона Спасателя СССР. Всё это в совокупности с чувством, что я снова окажусь в местах, где я получал такие яркие эмоции (я помню, что даже ощутил вкус того нарзана, который я тогда пил) гасило любую мысль об отказе. Пять дней мы таскали по скалам друг друга то в акье, то в рюкзаке носилках отрабатывая до автоматизма все приёмы разных "легенд" спасательных работ, которые могут быть положены в основу предстоящих соревнований. Первая команда состояла из инструкторов, которые не первый раз участвовали в составе команды, а/л Узункол. Они все имели жетоны Спасателя СССР. Во второй команде только я не имел жетона. Я понимал, что состав второй команды состоит из той части инструкторов, которые из-за строго определённой по численности состава команды не попали в первую, а мне повезло в том, что до полного состава второй команды не хватало одного человека и то, что Пал Палыч и Макаров были ко мне расположены. Пал Палыч пошутил: "Будем делать из тебя самого молодого спасателя". И вот мы грузимся в грузовик для отправки в Домбай и далее в а/л Алибек. Момент погрузки мне запомнился тем, что мы грузили в грузовик в виде дополнительного питания. Да, питание участников соревнования предполагалось в столовой лагеря Алибек, но, кроме этого, лагерь Узункол выделял так называемое дополнительное питание. Вот его мы тогда и загружали. Два картонных ящика "Печени трески", четыре деревянных ящика черного винограда (по-моему, это была изабелла), три ящика вина Фетяска, трёхлитровая полная банка красной икры. По дороге в а/л Алибек мы заскочили в шашлычную и съели по шампуру шашлыка, потом тормознули у источника нарзана напились вволю и залили во фляги нарзана. И вот, "Здравствуй лагерь Алибек!". Приехало много команд и не только с Западного Кавказа, но и с других районов Кавказа. Продлились соревнования три дня. Мы выиграли: первая команда - 1 место; вторая команда - 3 место. Хорошо помню, как после вручения Кубка за первое место и медалей с грамотами за первое и третье место мы вернулись в комнату, где нас разместили. Вытащили из-под коек три ящика фетяски. На столе уже стояли вскрытые банки печени трески, трёхлитровая банка красной икры, лежали в тарелках шашлык и зелень, виноград, хлеб и жареная картошка. Кубок по объёму был где-то в литр, поэтому поллитровка Фетяски вошла в него без проблем. Первым, кто был должен его осушить, был я. Почему? Первая команда решила, что обе команды внесли свой вклад в завоевании этого кубка и каждый должен выпить из кубка. Первым был я, потому, что единственный, который не имел звания Спасателя СССР, а балы третьего места это звание переводили для меня в статус формального документарного оформления. В Кубок вылили бутылку Фетяски и опустили туда мою медаль за третье место. Я не оплошал и выпил всё до дна. За мной начиная с Макарова такую процедуру, провели все участники обеих команд. Пока проходил этот ритуал, те, кто уже выпил, закусывал, кто чем. Я налёг на виноград. Закончив ритуал, достали титановую литровую флягу со спиртом. Тут каждый наливал в свою кружку сам, сколько он смог бы выпить. Я налил себе около 25 грамм и решил не разбавлять, закуски было навалом. Выпили за победу. Я больше не пил. Принесли гитару, и я по просьбе товарищей, сначала спел несколько песен, а потом подтянулись откуда-то ещё люди, и мы уже пели хором, отвлекаясь только, чтобы выпить и закусить. В общем, хорошо посидели (зимой этого года в Куйбышевском областном совете ДСО Спартак мне вручили Жетон Спасателя СССР за номером 2666). На следующий день за нами приехала машина, и мы вернулись в а/л Узункол.

Альпинистский лагерь "Узункол". Снова вершина Кирпич.

Я не забывал о том, что необходимо повышать свою альпинистскую квалификацию. У нас была договорённость с Пал Палычем, что после соревнований он поспособствует мне сформировать группу из работников или разрядников участников лагеря для совершения восхождения 4Б к.т. Для выполнения 1 разряда по альпинизму требовалось прохождение двух маршрутов 4Б к.т. и одного маршрута 5А к.т.

После триумфальной победы на соревнованиях мне было дано добро на подбор группы. Ситуация складывалась для меня, как под заказ. В лагере находились в составе смены два разрядника, которым также была необходима 4Б, и одному работнику лагеря, устроившемуся работать так же, как я, тоже требовалась 4Б. Самое интересное, что они все были с Крыма, и даже из одного города (если не изменяет мне память из Судака). И выбрал я маршрут, который в мою смену не прошло первое отделение 4Б на вершину Кирпич. Почему этот маршрут, а не какой-то другой?

Во-первых, два дня спасательных работ, я «дюльферял» по ключевому участку маршрута и меня таскали по нему же на тросах, поэтому я получил много информации об этом участке.

Во-вторых, я ранее писал о том, что я сам и своё отделение заставлял лазать в триконях, потому что полагал, что основная прикладная ценность альпиниста — это умение передвигаться по скалам в защищённой стандартной армейской обуви, коими являлись триконя.

В-третьих, я собирался пройти эту 4б в триконях, так как поставил своей целью определение практической сложности скал, по которым я могу пройти в триконях с нижней страховкой, т.е. определить свой потолок лазания в триконях в реальных условиях реального маршрута.

И, в-четвёртых, меня душила «жаба». Спускаясь со склонов Кирпича после завершения спасательных работ, я с тоской оглядывался назад, потому что там осталось лежать, с точки зрения альпиниста, «сокровища». Тут, я полагаю, следует сделать отступления, для того чтобы раскрыть понятие «сокровище» и кое-что прояснить по моей «жабе».

Моя «жаба». Альпинистское самодельное снаряжение. Титан, как стратегический материал.

В общем Советский альпинизм, по моему мнению, был неплохо оснащён снаряжением. Ясно, что материальное обеспечение массового занятия граждан альпинизмом и горным туризмом это нетривиальная задача. По моему мнению, это было одной из причин того, что хоть и альпинизм, и горный туризм входили в подчинение профсоюзов (ВЦСПС) но руководились разными органами и снабжались по-разному. Но главной причиной, по моему мнению было то, что альпинизм определял базу подготовки специалистов для кадров специальных служб, проводящих свои операции в горах, т.е. имел большую военную направленность. Горный туризм, входя в общую систему организации отдыха, наряду с обычными формами туризма (сплавы по рекам, пешие походы и т.п.) носил больше спортивно-оздоровительную направленность и определял базу подготовки специалистов для подготовки кадров горно-стрелковых частей. У нас не было дефицита в снаряжении если это касалось организации лагерной работы. Однако, качество снаряжения поставляемое советской промышленность вызывало нарекания. Всё "железо" (крючья, кошки, специальные устройства для подъёма и спуска) более-менее было пригодно для использования на раннем уровне альпинистского развития, но не могло устраивать альпинистов высокого разряда из-за своего большого веса и недостаточности обеспечения безопасности при прохождение сложных маршрутов. Например: были часты случаи, когда при долгой интенсивной работе на льду разгибались, либо ломались передние зубья кошек, что приводило к срыву. так как они изготавливались именно из железа. Но, конечно, в стране, которая первая запустила спутник, и первая вывела на орбиту космонавта и поэтому имела неплохие материалы, связанные с авиацией и космонавтикой, применение этих материалов для нужд альпинистов было только делом времени. Возникновению и развитию самодельного альпинистского снаряжения способствовало то, о чём я упоминал выше, что снабжение велось через альпинистские лагеря. Но если кто-то подумает, что самодельное снаряжение хуже качеством чем промышленное, то он ошибается. Наоборот, качество изготовления, контроль используемых материалом был выше всяких похвал, так как в первую очередь оно делалось для себя и от его качества зависела в первую очередь твоя жизнь. Материалы, которые были заимствованы из авиационной и космической промышленности были: алюминий, дюраль и титан в разнообразных их модификациях. Титан считался стратегическим материалом и в виде материала (пластин, полос и т.п.) был запрещён к вывозу за границу. Однако, на вывоз изделия из титана (те же крючья) запрет не распространялся. Позже это положение вовсю использовалось иностранными альпинистами, начавших приезжать в СССР по обмену.

Так вот, участники первого отделение имели большое количество самодельного снаряжения, в частности, титановые крючья, которые были забиты в скалы Кирпича и не снятые во время спасательных работ. Вот это "железо" считалось бесхозным, и моя "жаба" требовала его приватизировать. И вот наша четвёрка движется по маршруту. Всего прохождения маршрута я не помню. Помню, что крымчане, надев калоши, и сменяя друг друга, вовсю "веселились" провешивая верёвки для подъёма. Я как руководитель, скребя триконями, болтался сзади ожидая своего часа. Да, я сделал, что хотел. Прошёл сто метров свободным лазанием с нижней страховкой и в триконях. Выбил все титановые крючья, используя для страховки железные, которые в свою очередь были выбиты идущим последним. Для себя я определил, что по скалам такой сложности в триконях лазить не буду, а если и буду, то только в крайнем случае, а так буду переобуваться в калоши. Маршрут мы прошли быстро. Погода хорошая. Скалы сухие. Рай для скалолаза. Путь спуска я определил по пути спасательного отряда. Здесь нас поджидала неожиданность.

Спуск, как самая опасная часть восхождения.

Да, спуск вполне обосновано считается самым опасной частью восхождения. И это понятно. Эйфория вершины и то, что ты достиг цели к которой стремился расслабляет, но Горы не прощают благодушного отношения к себе, их надо уважать. И вот примером как успешное и вроде бы с лёгкостью совершённое восхождение могло бы окончиться трагедией.

Мы довольно быстро дюльфернули с предвершинного гребня на снежно ледовый склон полки. Сглиссировали по склону до бывшего места штурмового лагеря спасателей и по уже известному маршруту дюльфернули вниз на ледниковый склон. Здесь нас ждала неприятная неожиданность. За то время (около месяца) когда здесь никого не было, снег растаял, обнажив ледовый склон под названием «наждак». И вместо комфортного глиссирования по снежному склону, нам предстояло спускаться по ледовому склону, представляющего собой натёчный лёд с обильным вкраплением впаянного в него мелкого камня. Самое печальное было то, что ледовых крючьев у нас не было. Ситуацию осложняло то, что путь намеченного мною спуска просматривался метров на 15-20, а далее был перегиб. Так как все крымчане были обуты в лёгкую обувь (ну как же, блин, маршрут-то чисто скальный) и триконя были только у меня, я принял решение спустить самого лёгкого участника, вытравливая верёвку до перегиба, чтобы он дал информацию о характере дальнейшего спуска. Разведчик, достигнув перегиба, известил нас, что далее продолжение такого же спуска с повышением крутизны в верхней части с последующим выполаживанием. В конце спуска небольшая полоса снега, упирающаяся в каменную осыпь. Общая длина от места начала спуска около шестидесяти - семидесяти метров. У нас было две верёвки одна 30м, вторая 40м. Вроде бы хватало. Спускали разведчика мы на 30м верёвке, что оказалось ещё одной нашей ошибкой. У самого разведчика в рюкзаке лежала бухта сороковки. Я приказал ему по окончании спуска на тридцать метров нарастить верёвку тридцатку сороковкой, сощелкнув их карабином, чтобы хватило до осыпи. Через некоторое время после травления тридцатиметровой верёвки до конца, разведчик нам прокричал, что верёвка достала до осыпи. Я облегчённо вздохнул, спуск облегчался так как все участники спокойно могли спуститься по верёвкам до осыпи, кроме последнего. Так как триконя были только у меня, и ледовая подготовка также была у меня намного выше, чем у крымчан кандидат последнего был безвариантный, т.е. я. Прошёл я где-то около десяти метров, когда произошёл неминуемый срыв. Попытка провести самозадержание привела к тому, что у меня вырвало из рук ледоруб, и я стал бороться за то, чтобы снова им завладеть для следующей попытки. В это время я преодолел перегиб и обалдел. Ниже на ледовом склоне стоял наш разведчик. На его грудной обвязке были защелкнуты карабином обе верёвки. У меня сердце ушло в пятки, я сразу осознал, чем это грозит. Если я не остановлюсь, то я врезаюсь в осыпь, но к этому я был готов. Я скользил по склону ногами вперёд, надеясь за счёт их с амортизировать, уменьшив силу удара, а до этого провести пару попыток самоудержания уменьшив скорость падения и соответственно силу удара о камни. При таком раскладе если кто и получал травмы так только я. Сейчас же ситуация складывалась иная. Так как верёвка, с которой я падал была длиной 30 м, и пролетев эти 30 м, не остановившись, дёргал разведчика с силой энергии скорости которую я имел бы в этот момент. Ситуацию усугубляло то, что со щёлкнутые на грудной обвязке веревки придавали импульс рывка, направляя падение разведчика вниз головой по склону. Такое падение гарантировано приводило к приземлению на голову, а это перелом основания черепа, тяжелейшая травма в альпинизме, чаще всего приводящая к смерти. Я также ясно осознал, что приёмами самозадержания я не остановлюсь. Просто у меня не было времени на ловлю ледоруба. Я решил реализовать другой план.

Погода была безоблачная, Солнце светило ярко и жарко. Мы были одеты легко. На мне была одета майка с длинным рукавом, лёгкие джинсовые бриджи, одетые поверх хлопчатых брюк от спортивного костюма. Я раскинул в стороны руки и ноги и, распластавшись, стараясь создать большую площадь соприкосновения, стал вдавливать тело в склон. Первая боль пришла от рук и груди. Я чувствовал, что множество игл впились в мои руки и мою грудь стали рвать майку и кожу, создавая облако боли, которое поползло вниз, покрывая живот, потом бёдра внутреннюю сторону ног. Боль нарастала, я уже хотел заорать, но тут я ощутил, что скорость моего падения стала быстро падать. Радость от этого заслонила эту боль, а я стал ещё сильнее вжиматься в склон. Я остановился. Взглянув наверх, я увидел провис своей верёвки. Это говорила о том, что рывка не будет. Я сел и заплакал. Заплакал от счастья, что у меня всё получилось. Я сидел с глупой улыбкой, тупо глядя на лохмотья, пропитанные кровью, которые были недавно моей одеждой, почти не чувствуя боли с одной мыслью: «У меня всё получилось». Потом пришла мысль, что хорошо, что я убрал лагерную штормовку в рюкзак. Как бы я оправдывался, представляя вместо неё лохмотья в крови. Вот такие стрессовые выверты сознания. Потом полтора часа приводили меня в порядок, срезая лохмотья и обрабатывая раны. Раны были многочисленные, но не глубокие и я полагал, что должны были быстро зарасти. Сейчас стояла задача обработать раны и одеться так, чтобы в лагере при докладе дежурному инструктору о возвращение он ничего не заметил. У нас всё получилось. На разборе восхождения мы конечно же этот эпизод не освещали. (не хватало ещё из-за этого нарваться на незачёт восхождения). Урок от этого эпизода, было видно, всеми был серьёзно воспринят. На следующий день, ребята «тряхнули» украинцев на квадратик мумиё, Мы его развели и два дня я смачивал повреждённые поверхности этим раствором. Через два дня повреждённые поверхности покрылись выздоравливающей коростой, и мы устроили баню. В бане, распарившись, я смыл эту коросту и предстал во всей красе с молодой розовой кожей на лицевой части моего тела. Вот на такой позитивной ноте я закончу описание этого момента своей жизни.

Сейчас я хочу затронуть тему, которая, как я полагаю, занимает важное место в жизни каждого человека, но она вплетается отдельной нитью в общее полотно жизни. В а/л Узункол я встретил свою будущую жену, поэтому позволю себе сделать отступление.

Будущая жена. Принцип превосходства и Значимость. Истинный и Ложный Интерес. Культура взаимоотношений.

Да, я здесь, в этом году встретил свою будущую жену Ирину Соболеву. По моему мнению, это была третья августовская смена. Она приехала по путёвке и вроде для выполнения норм третьего разряда. Так как она была из города Тольятти Куйбышевской области, то конечно обратила на себя моё внимание (все-таки земляки). Знаете, она как-то сразу меня заинтересовала. Я полагаю, кто-то скажет, что это из-за того, что она была старше меня на три года, и в данном случае проявился известный эффект влечения молодого глупого пацана к более взрослой особи противоположного пола. Вообще это утверждение у меня всегда вызывало отторжение. Тогда я интуитивно чувствовал, его неправильность. Сегодня я могу эту неправильность обосновать. Я полагаю, что наша человеческая цивилизация деградирует и основной причиной является то, что деградирует Культура личности, а она, в свою очередь, деградирует вследствие порочности заложенных Принципов её развития. Одним из основных принципов развития культуры, который вызывает моё отторжение, и, по моему мнению, ведёт к её деградации, является принцип Превосходства. Самое смешное и трагичное заключается в том, что основополагающим он является, как для либерализма, так и для социализма. Несмотря на провозглашаемое равенство между мужчиной и женщиной, в нашей реальности на данный момент доминирует, по моему мнению, два противоположных утверждения, но в основе, которых лежит один тот же принцип превосходства. Первое утверждение, мужчина главный. Это утверждение определяется принципом физического превосходства мужчины над женщиной, доставшей нам в наследство от животного мира (превосходство самца над самкой). Второе утверждение, женщина равна мужчине даже превосходит мужчину, так как она может выполнять всё, что может выполнять мужчина и даже может превосходить его, потому что в меньшей мере обладает отрицательными чертами присущие мужчинам.

У меня свой мировоззренческий взгляд на роль женщины в нашем мире. Да, мужчина и женщина равны, но основа этого равенства не связана ни с половой принадлежностью, ни с физическими возможностями человека, она связана с таким понятием, как Значимость. Индивидуальное качество Значимость определяет интерес его восприятия другим человеком. Такие понятия, как влюблённость и любовь, по моему мнению, связаны с тем, что один человек осознаёт свой интерес к человеку противоположного пола, как значимого для себя, для своего развития личности. Такой интерес я называю Истинный интерес. Влюблённость я определяю, как первая стадия возникновения истинного интереса, когда осознание значимости тобой выбранного человека, происходит на интуитивном уровне, запуская механизм развития Культуры взаимоотношений. Любовь я определяю, как процесс развития истинного интереса, когда в процессе осознания значимости друг для друга, происходит развитие другого качества человека его индивидуальности. Двуединство развития качеств: индивидуальность и значимость; развивает культуру взаимоотношений обоих. Я полагаю, что читатель понимает, что все эти мысли я не отношу к такому понятию, как траханье, ибо это понятие, с моей точки зрения, определяет ложный интерес, как правило, вносимый из вне. Я не буду развивать эту тему, так как она также является, по моему мнению, темой для отдельного разговора. Главное то, что Ирина меня заинтересовала, так же, как и я её, и был включён процесс развития культуры наших взаимоотношений. За время её нахождения в лагере у нас сложились очень близкие отношения, которые мы собирались развивать по возвращению домой. Её смена закончилась, и она уехала домой, а я остался на последнюю сентябрьскую смену.

Альпинистский лагерь "Узункол". Интересные геологи.

В сентябрьской смене я узнал ещё об одной задаче, которую выполняли альпинистские лагеря. Оказалось, что в последнюю сентябрьскую смену формируют отделения новичков из специалистов геологов, а также из отделений горнострелковых частей действующей армии. В эту смену было сформировано три отделение новичков из геологов. Мы быстро познакомились и сдружились. Они много рассказывали интересного из своей практики геологических изысканий, а я травил истории из своей небогатой альпинисткой практики. Как-то зашёл у нас разговор об отравлениях пищей, и они выразили мысль, что есть можно всё, только надо уметь обрабатывать то, что желаешь съесть. Как в той летучей фразе: «Вы не любите собак? Вы просто не умеете их готовить!». Не помню, пили мы что-то тогда крепкое или нет, но тогда наша компания решила совместить эксперимент, как доказательство высказанной идеи и мясной добавки к нашей следующей встрече. Ребята пошли к завхозу, и он им выдал кусок протухшего мяса (и где он только его откапал), который весь был покрыт опарышами (белые червяки, которые быстро размножаются на гниющем биоматериале). В общем, вид этого куска был очень непрезентабелен. Подготовка мяса к готовке была очень проста. Они просто смели всех червяков с поверхности и забросили этот кусок в котёл. А готовка была ещё проще, шесть часов проварки, с тщательным удалением накипи. Правда, за час до окончания в котёл было напихана какая-то травяная смесь, составленная из подручной флоры (с целью чистоты эксперименты – как в полевых условиях) ну и специи. Слив жидкость, но как уверяли геологи, в полевых условиях, они бы из неё сварганили бы такой суп, пальчики оближешь. Мы стали готовиться к дегустации. С ужина, в столовой мы разжились зеленью, хлебом. Кто-то приволок фляжку со спиртом, а кто-то пару бутылок вина и, как говорится, коллектив к пищевому разврату был готов. О том, из чего была приготовлена закуска, знали только мы пятеро, и я единственный, кто это пробовал впервые, да ещё ознакомившись со всем процессом. Все остальные, которые присоединили к нам позже с удовольствием закусывали, хваля приготовивших такую закуску, которая так и тает во рту. Мне же пришлось вначале делать над собой усилие, чтобы положить первый кусок в рот. Но и вправду, мясо было очень вкусное, а после 25 граммов спирта вообще прелесть. Тогда мы хорошо посидели за разговорами и пением песен. Вот такой мне запомнилась последняя смена в моём альпинистском сезоне 1971 года. В 20 числах сентября я был уже дома в Куйбышеве. Подводя итоги прошедшего сезона, можно было сказать, что я хорошо продвинулся в своём развитии, как человек и как альпинист. Конечно, это в первую очередь это общение с людьми. Каждая из четырёх смен это большое количество новых людей. Сначала совершенно незнакомых людей, а к концу смены, в той или иной мере очень даже и знакомые. Я закрыл второй разряд, набрал опыта, пройдя три 3Б и сходив ещё на одну 4Б. При каждой возможности присоединится к тренировкам на леднике и снежных склонах я их использовал по полной программе. Я полагал, что за этот сезон я сильно продвинулся вперёд и планировал на следующий сезон не сбавлять темпа. В альпинистском плане мы все готовились к сборам на базе а/л Дугоба, которые планировались на май месяц 1972 года.

Глава 5. 1972 год. Высокие Горы Памиро-Алая.

Памиро-Алай, а/л Дугоба. Майские альпинистские сборы. Коварство весенней погоды.

Честно сказать, я плохо помню эти сборы. Главное, что я "размочил счёт". Мы в двойке с Ильясовым прошли маршрут 5А к.т. по юго-восточной стене на вершину Калькуш. Чисто скальный маршрут, сухие скалы и поэтому мы прошли его за световой день. Ничем он мне не запомнился, так как был скальный и ключевые участки не представляли для меня трудности, как скалолаза, тем более проходил я их в азиатских калошах, приобретённых на базаре в Ташкенте столице Узбекской ССР, через которую мы заезжали на сборы. Однако я первый разряд так и не закрыл, нужен был ещё один маршрут 5А к.т. Задачей сбора было, как можно большему числу людей подтянуться к нормам выполнения разрядных требований. Восхождений было много, но в памяти отпечаталось только то, что было много снега, много солнца в тумане. Поэтому, когда мы выгрузились в аэропорту города Ташкента, для отбытия в Куйбышев после окончания сборов, мы представляли собой табор с людьми очень непрезентабельного вида. Солнце в купе с туманом, маршруты, засыпанные снегом, когда приходилось сметать снег с зацепок, а чтобы просмотреть путь куда надо лезть снимать солнцезащитные очки, сделали своё "грязное" дело. Опухшие, в струпьях сгоревшие лица, Опухшие пельмени губ (нам бы позавидовали бы многие те, которые сегодня накачивают их). Я ещё был более-менее. Ходил в солнцезащитных очках, так как спалил глаза. Тогда это был первый опыт получение солнечной слепоты. Тогда я осознал, что спалить глаза это больнее чем зубная боль. Я сутки, скрипя зубами, отмачивал свои глаза заваркой от чая, сбивая боль. Солнцезащитные очки стали неотъемлемым атрибутом моего лица. Но даже в них, когда, задумавшись я переходил границу тени и света, я непроизвольно вздрагивал. По моему мнению именно после этих сборов я полюбил полусумрак и обрёл чувство дискомфорта от яркого света. Ну то, что моё лицо представляло собой поле струпьев от заживающих обгорелых участков, представлялось мелочью, а вот опухшие губы с теми же струпьями вызывало неудобства, правда больше окружающим, чем нам. Представьте себе картину: жара, толпа народа в аэропорту, и мы такие "красивые" подходим к автомату с газированной водой, возле которых всегда толпились люди, и выстояв, как положено очередь, пьём. После этого довольно долго никто не подходит к этому автомату. Билеты мы достали только на рейс, который вылетал на следующий день. Расположиться и переночевать решили в сквере, расположенном возле аэропорта. Конечно же, решили, коль так сложилось отметить окончание сборов. Тогда я впервые познакомился с кубинским ромом, который мне не понравился, и я вычеркнул его из моих приоритетных напитков. От жары меня быстро повело и я, недолго думая, завалился спать. На следующий день мы улетели в Куйбышев.

Я ранее говорил, что ожидал от нового альпинистского сезона ещё большее количество восхождений. Однако это я полагал, а кто-то располагал.

Ямщик не гони лошадей!

Этим кто-то был наш тренер Светозар Владимирович Королёв. Когда начали обсуждать итоги сборов и планы на следующий сезон 1973 года, мне было объявлено, что я поеду в Школу инструкторов, так как все требования на право обучения у меня выполнены. Во-первых, я выполнил нормы 2 разряда (норма для Школы инструкторов не ниже 2 разряда). Во-вторых, я только что получил жетон Спасателя СССР (норма для школы инструкторов его обязательное наличие). Но что меня сильно корябнуло это утверждение, что я слишком быстро выполняю разрядные нормы, а это может привести к повышенному самомнению и как итог к большей вероятности создания аварийной обстановки на восхождениях с моим участием. Попытка беседы с тренером "тет на тет", где я привёл доводы в опровержении этого утверждения, такие как то, что я отработав четыре смены в лагере Узункол, участвовал во всех тренировочных циклах по скалам, по льду и снегу и прошёл тренировочные восхождения, окончилась безрезультатно. Единственное что я себе выбил, это июньскую бесплатную путёвку в а/л Алибек. Я надеялся не сходить на что-то серьёзное для зачёта в разрядные нормы, а хотя бы пройти тренировочные занятия и квалификационные восхождения, чтобы быть готовым выйти в любой момент на зачётные восхождения. Наверное, я не о том говорил тогда с тренером. Сейчас с позиции своего нынешнего сознания, я понимаю, что тогда мне нужно было говорить о том, что я при прохождении маршрутов уже тогда не стремился пройти их как можно сложным путём, а наоборот старался выбирать путь так, чтобы как можно быстрее и проще пройти его. Но тогда я делал всё это интуитивно и принцип "быстро на основе простого" был только в стадии осознания, материализуясь на словах Пал Палыча "об излишнем пребывания в зоне опасности" и своём желании выбирать путь прохождения так, чтобы можно было его пройти в триконях. И конечно, сейчас я, вглядываясь со стороны в себя того времени, понимаю, что смотрелся я как-то инородно и подозрительно, в виде быка, рвущего к красной тряпке, не замечая за ней матадора со шпагой. А может быть, всё было намного проще, чем я тут написал. Отправляя меня в Школу инструкторов, производился зачёт для секции альпинизма, в увеличении количества воспитанных инструкторов секцией. Правда для закрытия первого разряда нужно была только одно восхождение, которое мы не успели сделать на сборах из-за плохой погоды. Но так как, никаких сборов, на следующий год не намечалось, а в лагере сходить без своей группы проблематично, то и было принято решение отправить меня в Школу инструкторов.

Следует заметить, что восхождения на вершины, начиная с 5 к.т., в лагерных условиях, сопровождались определёнными трудностями, так как маршруты этой категории трудности уже требовали от группы не только квалифицированных участников, но и хорошей их схоженности. Поэтому прохождение такой сложности маршрутов, как правило, осуществлялось схоженными группами. Например, группа инструкторов альпинистского лагеря, которые достигали схоженности в совместных восхождениях во время работы в лагере. Либо участниками сборов на базе секций, которые изначально имели эту схоженность, и которая укреплялась за счёт формирования постоянных групп, нацеленных на прохождение таких маршрутов, уже на самих сборах.

Здесь я хочу сделать небольшое отступление. Конечно, моя альпинистская жизнь внесла большой вклад в формировании и развитие моей личности, но кроме альпинистской жизни, переплетаясь с ней, шла моя жизнь обычного советского студента и эта жизнь вносила свои коррективы в моё развитие.

Непросто развивалась моя жизнь в семье. Мой брат решил идти по стопам отца и решил поступать в Куйбышевский строительный институт. Однако, на ту специальность, на которую он подал документы он не прошёл. Ему также, как и мне не хватило балов. Ему также как и мне предложили стать студентом, но по другой специальности, на которую у института был недобор. Он согласился. Став студентом, он сразу же пустился во все тяжкие. Пьянство сомнительные знакомства, дебоши, но с нашей матерью не побалуешь, она сразу же перекрыла финансовый вентиль, а стипендию за плохую учёбу не платили. У нас осталась от отца хорошая библиотека. Два двух створческих шкафа были плотно упакованы полными собраниями сочинений классиков как наших, так и зарубежных. Вы можете мне не верить, но я их все перечитал, ещё учась в школе. Конечно, если Вальтера Скота (Рыцарь Айвенго) я читал с большим интересом, то Скотта Фитцджеральда (Сага о Форсайтах) понукая себя, что есть слово "надо". Мне понравились Джек Лондон и О Генри. Из наших, "Войну и мир" Толстого я прочитал одним из первых. Помню меня впечатлило несколько страниц на французском языке, по-моему, даже расположенных в начале романа. Прочитал всего Достоевского. Конечно, Павла Корчагина Островского. Тут можно много об этом написать, тем более что с этой библиотекой связаны многие эпизоды моей школьной жизни. Вернусь к основной теме. Так вот я тоже внёс свой вклад в пополнении этой библиотеки подписавшись в своё время на серии: "Жизнь замечательных людей", Философское наследие и многотомный Словарь Древнеславянского языка. Так вот, брат стал продавать книги нашей библиотеки, создавая источник для своих пьянок, что меня совсем не устраивало. Я ему высказал своё мнение и потребовал, чтобы он прекратил эту практику. Разрастания конфликта остановило то, что за пьяный дебош и драку Игоря отчислили из института. Он после скандала с библиотекой, обидевшись на нас, уехал к отцу в Воронеж, где тот жил в это время с новой семьёй. Отец был какой-то шишкой по строительной части и восстановил его в Воронежском строительном институте. На некоторое время он выпал из моего поля зрения. Тогда у нас с матерью произошёл серьёзный разговор. Мать тогда сказала, что я очень сильно изменился, возмужал и, как она выразилась, что, по её мнению, могу выйти из любого трудного положения. А брат, по её мнению, слабохарактерен, быстро подпадает под влияния других, поэтому требует внешнего контроля. Я должен не вмешиваться в жизнь Игоря, потому что им займётся она. Ну, я тогда озвучил две поговорки: первая: "Баба с воза, кобыле легче"; и вторая: "Благими намерениями выстлана дорога в Ад".

В институте у меня было всё нормально, учёба шла по накатанным рельсам. Так же положительно развивались мои отношения с Ириной. По субботам и воскресениям мы встречались на скалах горы Верблюд. Когда закончилось судоходство, я довольно часто ездил в Тольятти. Познакомился с её матерью Галиной Павловной и младшим братом Дмитрием.

Время до начала нового альпинистского сезона пролетело в институтской учёбе, в тренировках, в развитии отношений с Ириной. Окончание второго курса института ознаменовалось тем, что мы узнали, каких специалистов из нас будут готовить. Правда, после того как мы подписали некоторые обязательства. Ну, десять лет секретности мало кого напугал. Отказ от контактов с иностранными гражданами тоже не произвёл сильного впечатления. А вот отказ от радиолюбительской деятельности, связанной с радиосвязью, проредил наши ряды. Часть студентов перевелась на другие факультеты.

Глава 6. 1973 год. Высокие Горы Кавказа.

Альпинистский лагерь "Алибек". Скитание по Кавказу с заходом на Чёрное море.

И вот наконец-то мы стоим перед воротами а/л Алибек. Мы, это я можно сказать даже старожил этого лагеря (всё-таки уже третий раз я здесь) и Сергей Плаченков, значок, комсомолец, красавец. Мы из одной секции и значит, сам бог велел держаться друг друга. У нас долгоиграющие планы, они не касаются нашей смены в Алибеке. Они касаются времени, когда окончится эта смена. Дело в том, что между днём окончания смены в лагере Алибек и началом смены в Школе инструкторов была разножка во времени в 8 дней. Лагерь Алибек расположен на Западном Кавказе, а Школа инструкторов в этот год была размещена в лагере Шхельда, в моём первом альпинистском лагере и этот лагерь располагался на Центральном Кавказе. Мы спланировали, что после окончания смены в а/л Алибек мы своим ходом через перевал Марух перейдём на побережье Чёрного моря.

Вот так выглядел наш будущий путь к Чёрному морю.

Перевал Марух мы выбрали из-за того, что это было знаменитое место. Летом 1962 года произошло большое таяние снегов, а в сентябре 1962 года чабан Мурадин Качкаров обнаружил на перевале Марух около 100 тел советских солдат, пролежавших во льду 20 лет! Мы знали, что во второй половине августа 1942 года, фашисты пытались прорваться к Черному морю через перевалы Главного Кавказского хребта, которые защищали небольшие подразделения Красной Армии и караулы пограничных войск. Мы собирались пройти через этот перевал и почувствовать ту сложность при защите его нашими предками.

Далее мы планировали немного отдохнуть, с пользой для здоровья, на берегу Чёрного моря, а затем, насытившись солнечными ваннами и позагорав, также своим ходом, пройти через перевал Донгузорун на Центральный Кавказ.

Этот маршрут тоже выбрали не просто так. Это ещё одно место, овеянное славой наших предков. Далее, Сергей собирался встретиться с кабардино - балкарцем Хасаном, с которым он познакомился в прошлом году, ну а я бы двинул в Школу инструкторов. Вот такое скитание по Главному Кавказскому хребту.

Закончилась смена. Я подтвердил свою квалификацию и ничего сверх этого сделать не смог. Как и предполагалось, в июньской смене не было участников, которые могли составить мне компанию в восхождении на вершину 5А к.т. Сергей выполнил свой норматив на третий разряд.

И вот мы уже движемся в след туристской группе, идущей впереди нас с разрывом в полтора часа. Мы движемся вслед им, подбирая продукты, которые они выбрасывают по ходу своего подъёма к перевалу. Я уже отмечал, что туризм имел другое руководство, чем альпинизм, и функционировал по своим правилам. Я, как альпинист никак не мог повлиять на действие ни альпинистских, ни туристических групп, но как член Спасательной службы СССР, владеющий жетоном Спасателя, я имел очень большие права. Я имел право проверки любой группы, неважно альпинистской или туристской, которую я встретил в горах, вплоть до прекращения этой группой прохождения маршрута и её возвращения на базу. Конечно, я должен был записать в их маршрутную документацию причину принятия мною такого решения, с указание своих данных (имя, фамилия, отчество и номер жетона). Ну а сейчас, впереди идущие группы обычных туристов по обычному массовому маршруту физически выдыхались. Состав таких групп формировался из людей получивших путёвки через свои профсоюзные организации предприятий, и представляли собой обычных физически не подготовленных граждан, оказавшимися первый раз в горах. А у нас договорённость с инструкторами, что мы, идя вслед за ними, по тропе собираем, то, что они будут оставлять, разгружая себя. Наверху под перевалом, на границе окончания лесной зоны, где запланирована ночёвка, мы, конечно, вернём то, что собрали, но не всё. В ответ, нам не надо готовить самим ужин. Ужин, завтрак и места в палатке (при дожде) нас обеспечат уже туристы. Вот такое материально-техническое снабжение халявной едой. Нагнав туристов, они уже устраивались на стоянку, мы передали их руководителю собранные банки. Так как до заката солнца времени было много, и была отличная солнечная погода, мы решили не останавливаться и заночевать по ту сторону перевала. В общем, концу следующего дня мы были уже в Сухуми.

Устроились мы неплохо. Приютил нас пожилой мужчина мингрел. У него был небольшой дом с большой открытой верандой и отличным видом на море. На веранде были сколочены вдоль перил со стороны, выходящей на море спальный настил. Бросаешь на него спальник и спальное место готово. Увидев наше альпинистское снаряжение (веревку, карабины), он нас спросил, сможем ли мы решить его проблему. Проблема заключалась в том, что мимоза выросла до размеров большого дерева, нависла над его виноградником, и своей верхушкой, перекрыла доступ солнечного света. Надо было отрезать верхушку так, чтобы она не загораживала солнце, и в тоже время, чтобы при удалении она не упала на виноградник и не повредила его. За это хозяин нам обещал накрыть «поляну» и не брать плату за ночлег за те четыре ночи, которые мы планировали провести здесь. Мы, конечно же, согласились, и тут же, не откладывая в долгий ящик, занялись этим. Одели, грудные обвязки и быстренько залезли на мимозу. Обвязали верхушку так, чтобы она при падении не упала на виноградник, и отпилили её. Всё у нас быстро и классно получилось. Хозяин был доволен, а мы побежали на море. Ну, море есть море, я полагаю, что не надо рассказывать об эмоциях, которые охватывают человека первый раз, оказавшего на море. Этих эмоций ещё такое же море. Вечером, мы с хозяином сели за богато накрытым столом. Со своей стороны, мы выставили остатки спирта, оставшийся ещё с лагеря (грамм, наверное, 200), а хозяин выставил домашнее вино из его винограда (изабелла). Начали мы конечно же с вина. Это было красное полусладкое креплёное вино Изабелла. Вот с тех пор это моё предпочитаемое полусладкое вино, только такого послевкусия до сих пор мне не попадалось. Продолжили спиртом, под неплохой мясной закусон заправленный овощами и фруктами. Поговорили за жизнь, в общем, вечер удался. Утро тоже было отличное. Сон на свежем морском воздухе это что-то. Проснулся никакого похмелья, как огурец и готов к водным процедурам. Прошло два дня, мы обгорели и сменили кожу. И нам надоело тут жариться, поэтому мы решили, что нам пора в путь охладиться. Туда, где льды и снега. Для перехода на Центральный Кавказ нам необходимо было проехать по дороге до столицы Сванетии города Зугдиди и, не доезжая до конечного пункта, уйти в сторону Главного Кавказского хребта, чтобы через перевал Донгузорун перейти в Баксанское ущелье Центрального Кавказа. Хозяин нас просветил, что каждый день в Зугдиди едут грузовые машины доставляющие продукты, на которых можно доехать туда, куда нам нужно.

И вот мы загружаемся в кузов грузовика, везущего в Зугдиди партию алжирского красного сухого вина (нафиг оно здесь нужно, когда здесь своего вина как грязи), занимающею переднюю часть кузова. Мы же загружаемся в заднюю часть. С нами едут десять человек - сванов и двое сванов в кабине: водитель и экспедитор. Когда они узнали, что мы альпинисты, а я еду в Школу инструкторов, наша попытка оплатить проезд не увенчалась успехом, они наотрез отказались брать деньги. Дело в том, что сваны — это национальность, живущая в горах, и они очень почитают альпинистов. Многие сваны альпинисты внесли большой вклад в развитие и достижения советского альпинизма как внутри страны, так и за рубежом. Чего только стоит восхождение на ГРАН-ЖОРАС по Северной стене по центру зеркала, двойкой: Михаилом Хергиане и Славой Онищенко. Маршрут получил название "русский вариант" и до сих пор никем не повторён. Михаил Хергиане сван из очень известной альпинистской семьи.

Мы выехали после обеда и полагали, что быстро доедем до места высадки, но не тут-то было. Мы с Сергеем расположились у заднего борта, и было очень неуютно видеть на поворотах устрашающий обрыв пропасти края дороги. Мы проехали недолго и вдруг остановились возле небольшого памятника с небольшой чашей у его подножия. Как нам объяснили так обозначены места автомобильных аварий. Вытащили ящик с вином, раздали каждому по стакану и налили в них по полстакана вина. Потом экспедитор произнёс тост за погибших, плеснул из стакана в чашу вина (поделился с погибшими). Все остальные проделали эту процедуру (мы тоже), а после все одновременно выпили. Быстро загрузились в машину и поехали дальше. И пошла череда остановок и поминания. Отказаться было нельзя. Уже стемнело, вокруг засветились светляки, а сваны запели. Да, ребята, это было что-то! Звёздное небо, феерия светляков и гармония чисто мужского грузинского хорового пения. Остановка, поминание, загрузка в машину, пение. Некоторое время спустя: остановка, поминание, загрузка в машину, пение, и т.д. Первым вырубился Сергей, а потом и я также ушёл в нирвану. Проснулись мы утром, лёжа в спальниках под большим нависающим над местом ночёвки камнем у тропы, ведущей по ущелью наверх. Возле наших рюкзаков, аккуратно уложенных под камень рядом с нами, стоял ящик с вином. Как они нас сюда доставили так мы и не поняли, но забросили они нас по ущелью довольно высоко. Не знаю, возможно ли такое сейчас, в наше современное время? А тогда мы обалдело пытались придти в себя от всего этого. Чувствовали мы себя хорошо. Алжирское вино было разлито в бутылки, типа, как из-под шампанского, которые в народе назывались "огнетушитель". Не помню точно, но в ящике было шесть бутылок. Вспоминая прошедший день, я подумал, интересно, сколько этого вина они привезли в конечный пункт? У нас была литровая самодельная титановая фляга, но она была заполнена нашим бывшим хозяином изабеллой, поэтому каждый из нас упаковал в свой рюкзак по бутылке вина. Остальное мы в ящике поставили на тропе. Пусть кто-то тоже получит кусочек счастья! Собравшись, мы двинули наверх. Подъём к перевалам и их прохождение я помню плохо. Запомнился кусок, когда мы догнали толпу плановых туристов. Это было интересное зрелище. Человек тридцать двигались по тропе, представляя собой переселение народов. Многие шли с чемоданами (в основном девушки). Я понимаю, что это были издержки производства в виде распространения путёвок через профсоюзы предприятий. Явно, что эти люди не знали, куда они едут. Правда хмурых и озабоченных лиц я не видел, наоборот, слышался смех, и кто-то кого-то подкалывал шуточными замечаниями. Шли они медленно по тропе, пробитой в снежном склоне, огибающем ледник. Мы же двигались ниже их, параллельно, по краю ледника, обгоняя их. К нам красиво сглисировал, явно играя на публику, инструктор и попросил помочь. В случае если кто-то из идущих соскользнёт вниз с тропы помочь (ему или ей) подняться на тропу и поднять их вещи. Пока мы шли две девушки с чемоданами соскользнули по склону вниз к леднику, вызвав смех у идущих по тропе рядом с ними. Когда мы подходили к ним, они как правило смеялись видно было что им нравилось катание. Мы им показывали, как правильно подниматься по снежному склону и посылали девушку на тропу. Один из нас контролировал подъём к тропе, поднимаясь рядом с девушкой, корректируя её подъём. Другой, поднимался на тропу поднимая чемодан. Потом, мы так же красиво глиссировали к своим рюкзакам, оставленным на леднике, показывая, что мы не хуже можем кататься по снежным склонам.

Мы обогнали группу и поднялись на перегиб. Я посмотрел назад, на группу, которая змеёй двигалась внизу. Грело яркое солнце. Был слышен смех идущих туристов. Я представил не лето в разгаре конца июня, а конец сентября с пронизывающим шквальным ветром и снегом, бьющим в лицо, и нескончаемая вереница эвакуирующихся людей: стариков, женщин детей; уходящей по этой же тропе. Они также несли чемоданы, баулы, детей на руках. Только шли они нам на встречу, так как уходили из Баксанского ущелья, где сдерживали натиск горных егерей части Красной Армии, позволяя эвакуироваться гражданскому населению и дать время отрядам усиленных альпинистами занять позиции на перевалах, чтобы их наглухо закупорить и не дать врагу прорваться к Чёрному морю. И уже по-другому вспоминались строки альпинистской песни:

Помнишь товарищ белые снега.

Стройный лес Баксана блиндажи врага.

Кости на Бассе, могилы под Ушбой.

Вспомни товарищ, вспомни дорогой.

Конечно, по всему маршруту через перевал Донгузорун не было мест, которые бы напоминали о тех боях, время их стёрло. Только иногда, в жаркие годы, ледники отдавали вытаявшие тела погибших, в виде напоминания о тех боях.

Мы быстро прошли перевал Донгузорун перешли на склон горы Чегет и по тропе добрались до кафе «Ай». Я снова шёл по тем местам, где был, когда участвовал в поисковых работах тела тренера горнолыжника Евгения Зарха в 1969 году, когда я здесь выполнял нормативы на значок Альпинист СССР в а/л Шхельда. После обеда мы уже встретились с другом Сергея. У него сложилась интересная ситуация. Прошедшей зимой он участвовал в восхождении на Эльбрус, но не по известным популярным маршрутам 2 к.т. а по северной стене 5 к.т. и сильно поморозил руки. Поэтому ему запретили участвовать в восхождениях этого сезона и направили в усиление к туристам в качестве директора турбазы в Тырнаузе. Он нас тепло встретил, сказав, что всё готово для банкета в честь нашего прибытия. Он выделил нам отдельный фанерный домик на две койки. Сначала меня неприятно удивило, что домик стоял как-то на отшибе и по моему мнению, как говорится на выселках. Друг, упреждая наши вопросы сказал с загадочной улыбкой: "Ночью всё поймёте, это вам не альплагерь". За домиком стоял стол, уставленный едой и мангал с дровами для растопки. Чуть позже нам поднесли шампуры с шашлыком, и мы начали соображать на троих. Мы вытащили Свои огнетушители и флягу с изабеллой. Хасан выставил какой-то местный коньяк хорошей выдержки. В тот вечер я много узнал о жизни местных альпинистов и жителей. Он не был инструктором альпинизма, но имел первый разряд по альпинизму и был инструктором по горным лыжам. Всё это давало ему возможность летом ходить на восхождения и работать инструктор по горному туризму и не только летом, а зимой работать в горнолыжном лагере инструктором. Так как мы с Сергеем были после перехода через перевал, то мы долго не засиделись, да и другу надо было исполнять свои функции начальника. Так что где-то часов в девять мы закрылись в домике, залезли в спальные мешки и тут же вырубились. Разбудил нас шум: громкие разговоры, пьяные выкрики. У наших соседей разгоралось веселье. Было около полуночи. Мы решили не обращать внимание и постарались уснуть. Постепенно шум утих, а мы заснули. Второй раз мы проснулись от вскриков, оханья и аханья. Мы поняли, что это начался второй акт "марлезонского балета" в виде секса, которого по утверждению некоторых в Советском союзе быть не должно. Убедившись, что не кого не убивают мы решили, что долго это не продлиться и решили доспать, но не тут-то было! Какие-то две девушки, конечно, пьяные вусмерть стали ломится к нам в домик, требуя продолжение банкета, вызывая каких-то Колю и Борю. Обнаружив, что тут таких нет, они предложили нам составить им компанию. Кувыркаться неизвестно с кем у нас желания не было. Поэтому после моих слов, что мы заняты другими и они мешают нам, они удалились. На часах было около двух ночи. Я понял слова нашего друга о том, что здесь не альплагерь. Да! Там быть такого не могло в априори. Последний эпизод переполнил наше терпение и мы, быстро собравшись и закрыв домик, покинули расположение турбазы, перебрались через речку и уже досыпали оставшуюся часть ночи в сосновом подлеске на свежем воздухе. Погода была отличная, запах хвои тонизировал, шум речки убаюкивал. В общем рай. Выспавшись, мы вернулись в наш домик, оставили там свои рюкзаки и пошли искать друга. Он встретил ехидной улыбкой и вопросом: "Как спалось? Мы ему рассказали все перипетии прошедшей ночи и высказали своё желание провести ночь в подлеске, а не на турбазе, поэтому домик, если нужно, он может использовать как ему заблагорассудится, рюкзаки могут полежать до вечера на каком-нибудь складе. Потом была культурная программа. Мы съездили на Чегет, где в, каком-то, довольно приличном заведении была устроена встреча с местными альпинистами, где мы провели за разговорами время до вечера. Вернувшись на турбазу, мы забрали рюкзаки и отправились на обжитое нами место, где и переночевали. На утро я распрощался с Сергеем и Хасаном. Сергей оставался с Хасаном. Я выразил Сергею соболезнование по поводу испытаний, которые выпадут ему в связи с решением остаться на турбазе и пожелал их пройти с честью настоящего мужчины и альпиниста. Посмеялись и я двинул в конечный пункт моих похождений в Школу инструкторов. Ущелье Адырсу начиналось сразу же за турбазой, а ходу до Школы было где-то полчаса.

Всесоюзная Школа Инструкторов Альпинизма СССР. Неожиданное начало смены.

И вот я захожу в учебную часть Школы инструкторов. Сдаю документы, потом как обычно: расселение, медосмотр, получение снаряжения. Отличие от обычного лагеря заполнение анкеты, один из пунктов которой был вопрос о знании иностранного языка, который я заполнил как обычно - французский, говорю плохо, читаю и перевожу со словарём. Я ещё не знал, как этот пункт мне аукнется через несколько часов. Приехал я на день раньше, смена официально начиналась со следующего дня. Народа почти не было. Сходив на обед, я уже собирался залечь на кровать и придавить пару часов, как по радио объявили, что курсанту Рассолову Олегу Васильевичу срочно придти в учебную часть. На такую информацию предполагалась срочная реакция, и я побежал в учебную часть, где я попал в кабинет начальника школы Барова. Он сразу взял быка за рога, спросив, как хорошо я знаю французский язык. На что я ответил, что разговорной практики не имел (в Париже не был) и знаю французский, как все в основной массе, т.е. плохо, от слова совсем. На что он высказался: а всё равно, кроме тебя у нас все другие, как он выразился «другие иностранцы» и объяснил мне мою задачу. Я должен был немедленно выйти на ледник Джанкуат и присоединится к группе французских альпинистов, которые приехали к нам по обмену и завтра должны выйти на восхождение на вершину Джантуган, уж не помню толи 3А толи 3Б к.т. Моя задача сопроводить их по маршруту. В их дела не лезть, даже если они захотят спрыгнуть в пропасть (это он так пошутил). В случае, каких-либо травм взять ситуацию в свои руки и действовать в соответствии с нашими правилами. Разрешил представиться, как инструктор от Школы инструкторов. Взяв 30-метровую бухту 10 мм верёвки, я в быстром темпе двинул наверх. Не помню по времени, сколько у меня ушло на подъём к ночёвкам на леднике, но так как не помню, значит штатно, т.е. легко и без напряга. Помню, что когда подошел к месту площадок для ночёвки, чуть выше французов разбивала лагерь группа толи горных туристов толи альпинистов. Я поздоровался. Приятной неожиданностью было, то, что один из французов по имени Андрэ мне ответил на неплохом русском языке. Оказалось, это и есть французский гид с русскими корнями (отсюда и знание русского языка) и зовут его в семье Андрюшей и назван он честь своего русского дедушки. Мне сразу же стало легко и весело. Познакомились, пообщались. Группа состояла из шести участников (одна девушка и пять парней) и гида Андрэ. Все, кроме гида состояли в какой-то закрытой ассоциации альпинистов. Как позже мне прояснил Андрэ это ассоциация была только для богатеньких буратин. Они, конечно, завалили меня вопросами, кто я, что я. Поразились, что я такой молодой и уже гид и спасатель. Потом мы уединились с Андрэ и поговорили с ним, как говорится "тет" на "тет". Сначала мы закончили разговоры на свободные темы, где он выразил восхищение нашей системой подготовки альпинистов и спасателей. Особенно он восхищался тем, что мы препятствуем выходу в горы неподготовленных людей. От него я впервые узнал, как у них выпускают в горы. У них любой человек независимо от возраста и пола и подготовке может выйти на любой сложности маршрут, только перед выходом он должен ознакомиться с альбомом цветных фотографий погибших и пострадавших на этом маршруте. Если после этого у вас ещё осталось желание идти по этому маршруту, то, пожалуйста, в путь. Вы можете пойти как в одиночку, так и наняв в сопровождении гида. Гида часто нанимают, либо для сопровождения по маршруту, чтобы не залезть куда не надо, либо, чтобы он провесил перильную веревку на ключевом участке или подстраховал клиента при прохождении им ключевого участка, причём в этом случае гид мог отказаться от пристёгивания к верёвке и как правило в случае угрозы его жизни при срыве клиента мог отпустить её, чтобы не погибнуть вместе с ним. В общем для меня того времени это был какой-то мрак. Разве я мог тогда подумать, что через 50 лет я буду читать хвалебные оды о так называемом гиде, который сутки ждал спасателей в сорока минутах от базового лагеря, видя, как у него на глазах умирали от переохлаждения участники группы. Если хотите более подробно моё мнение об этом случае смотрите мою заметку вместе с комментариями.

https://ok.ru/oleg.rassolov.olegrv53/statuses/154616810270113

Я со своей стороны ответил на его вопросы. Его интересовало, как я, будучи школьником, а потом студентом смог так много времени уделять альпинизму, так как у них считается это удовольствие очень затратное. Я ему рассказал о Добровольных Спортивных Обществах, о бесплатных и в полцены путёвках, о возможности устроится в лагере на работу и ходить на восхождения, о моих работах по разгрузке вагонов, о моей повышенной стипендии в 45 руб., которой хватает на полёт до Минвод туда и обратно. Потом мы перешли на тему предстоящего восхождения. Я сказал, что буду идти сзади. Могу идти один или могу кого-то взять на страховку в связку на свою верёвку. Услышав, что я собираюсь кого-то брать на страховку Андрэ рассмеялся и сказал, что все завтра пойдут, не связываясь друг с другом, чтобы в случае срыва, сорвавшийся не утянул за собой напарника. У меня тогда мелькнула мысль: "Какой же это напарник?"; но я её оставил при себе. Он согласился с переходом руководства ко мне в случае кризисной ситуации. На этом мы закончили, приближалось время ужина. И тут я заметил, что вся группа разбилась на пары и каждая пара вытащила примуса (кстати, австрийский "Фебус") и стали что-то готовить. Я спросил Андрэ, что это такое? Он, хитро улыбаясь, сказал, что это у них так принято, что все находятся на само обеспечение, объединяясь в двойки для готовки и приёма пищи. Я видел по хитрому взгляду Андрэ, что он ждёт моей реакции на сложившую ситуацию, и как я буду из неё выходить, по тому, что, он видел, что я пришёл без продуктов. Нет, я понимал, что он меня пригласит присоединиться к нему, но ему была интересна моя реакция и поэтому он выжидал. Но он не знал нашей советской реальности. Я сказал Андрэ, чтобы он ничего не предпринимал по готовке, мол, мне необходимо выполнить свои обязанности спасателя и проверить группу, которая расположилась выше на соответствие правилам горовосхождения. Это оказались туристы, не помню, толи из Новосибирска, толи из Львова. Я им рассказал ситуацию, в которую попал. Конечно, вопросов не было, у нашего человека того времени хлебосольство было в крови. На моё пожелание привести, к ним на ужин, французского гида они откликнулись с большим одобрением и предложили пригласить всех французов. Решение по этому предложению я решил оставить на откуп Андрэ. Я спустился в лагерь французов и сказал Андрэ, что нас с ним приглашают туристы на ужин. Вы видели бы, какое лицо было у Андрэ. Я просто не мог удержаться от смеха. Я также ему сказал о предложении туристов пригласить на ужин всю группу. Андрэ, в сторонке, собрал всю группу. Они пошушукались, и мы все двинулись наверх. Предварительно, я попросил французов взять с собой свою посуду: чашку, кружку и ложку. Там был в спешном порядке сооружён из камней большой стол и накрыта поляна. Мы попали на макароны по-флотски (ну кто не знает или забыл это варёные макароны с тушёнкой). Как закуска под спирт, литровая фляга которого стояла тут же на столе это самоё то. Для гурманов в качестве закуски предлагался стандартный высокогорный набор: сырокопчёная колбаса и печень трески. Я всех предупредил, что мы пьём по 25 грамм не более. Не хватало ещё того, чтобы меня обвинили в срыве восхождения путём спаивания иностранных граждан. Так же я предупредил, что в гостях мы будем не больше двух часов, завтра у всех восхождения. Андре объяснил своим французам технологию пития чистого спирта. Двое решили, что они не смогут этого сделать и им понизили градус до кондиции водки, разбавив спирт водой. Мы выпили, конечно, за дружбу между советским и французским народом. Немного пообщались между собой, но не долго. Как и планировали через два часа французы ушли вниз в свой лагерь, а я остался ночевать у туристов. Туристы уходили на маршрут раньше нас, и я собирался после их ухода на маршрут, будить французов. Утром туристы ушли на маршрут, оставив мне "тормозок" в виде банки печени трески и пол палки сырокопчёной колбасы, так что едой на восхождение я был обеспечен. После лёгкого завтрака, мы с Андре на двоих оприходовали с его галетами банку печени трески, запивая кофе, который был у Андрэ. Тогда впервые через мои руки прошёл австрийский родной примус Фебус. Наши его неплохо скопировали, обозвав Шмель. Само восхождение я не помню: тройка как тройка. Прошли её, не связываясь. Только при прохождении самого сложного ключевого участка где-то около 40 м Андрэ навесил перильную веревку под моей страховкой, и мы друг за другом поднялись по ней. И уже после обеда мы бодро шагали по тропе в лагерь Школы инструкторов, где я их сдал с рук на руки начальству в виде заместителя начальника по политической части (да, такая была должность при Школе инструкторов). Французов уже ждал автобус и они, пообедав в столовой, уехали, как я понял на Западный Кавказ в а/л Узункол. Прощаясь, французы меня благодарили за организацию знакомства с туристами и приглашали к себе в Альпы. Они не знали, что я после их отъезда должен буду в мельчайших подробностях описать наше совместное время провождение. Я ещё, когда Баров объявил, что я должен выйти для сопровождения французов, сказал ему, что не имею права входить в контакт с иностранными гражданами из-за своей специальности, на которую обучался в институте. И о каждом таком контакте я должен доложить сотруднику КГБ. Но это оказалось разрешаемая проблема, так как зам. начальника по политической части Школы был сотрудником аппарата ЦК КПСС (причём, как сказал мне Баров по секрету довольно высокого ранга). Он был в курсе об этом моём ограничение и в его праве было разрешить мне пойти на контакт с иностранными гражданами. Конечно, после контакта я должен подробно всё описать. Моё творчество, впоследствии, уйдёт по инстанции, а для меня не будет никаких последствий. Был день заезда смены, и я пошёл поваляться на койке и поспать, пока не утрясётся суета, формирования отделений. На этом закончились мои приключения в связи с неожиданным началом моей смены в Школе инструкторов.

Школа Инструкторов Альпинизма. Учёба. Страсти вокруг фильма Рублёв Тарковского.

Знаете, как я не пытаюсь, я никак не могу вспомнить никого из своего отделения. Я также не могу вспомнить процесс учёбы. Единственное я помню свои мысли о том, что нам преподавали теоретически и то, что мы осваивали на практических занятиях, повторяло то, что я проходил в обычных лагерях, только с большим количеством повторов одного и того же. Радовал большой объём практических занятий. Например, работа на скалах осуществлялась с выходом в скальную лабораторию с базированием там, в течение четырёх дней, с ночёвками на месте базирования. Еще мне импонировало то, что отработка приёмов проведения спасательных работ и работа со снаряжением, применяемым при спасательных работах, так же была большего объёма.

После первого дня занятий на скалах, вечером мы организовали посиделки у костра. Так как скальная лаборатория находилась выше лесной зоны, то дрова мы принесли с собой, в виде дополнительного груза. Мы сидели вокруг костра, попивая чай, и дискутировали. Темой дискуссии был фильм Тарковского «Андрей Рублёв». К нашему костру подошёл заместитель по политической части (между собой мы его называли Москвич). Все знали, что он ответственный работник из аппарата Центрального комитета партии. Послушав некоторое время нашу дискуссию, он решил в ней поучаствовать, высказав своё мнение об этом фильме. Вот тогда я впервые столкнулся с ярым антисемитизмом. Особенно Москвич упирал на эпизод в конце фильма, когда раскачивают язык колокола перед первым ударом, а парень со страхом ждёт первого удара и когда раздаётся первый чистый бой колокола на него нападает истерика и он шепчет что-то типа: "Он же сука так мне и не рассказал секрета литья колокола" т.е. зритель узнаёт, что парень сам восстановил секрет литья. Москвич на основании этого эпизода сделал вывод, что Тарковский, как он выразился "плюнул в душу русского народа". Все присутствующие на этом выступлении "ответственного работника" недоумённо переглядывались явно, не зная, как реагировать. Ну а я решил действовать по совету Владимира Высоцкого: "Ну, разойтись я сразу согласился. И разошёлся, и расходился". Я сказал, что полностью не согласен с ним, что фильм, я считаю, глубоко патриотичен. Я сказал, что, по моему мнению, главная мысль фильма перекликается с мыслью Мастера и Маргариты Булгакова о том, что настоящее искусство неуничтожимо (рукописи не горят). В данном фильме, что секрет литья не утерян, потому что сам наш народ, несмотря на мракобесие князей и ужасные условия жизни простых людей, рождает в себе таланты, которые способны возродить любые утерянные, но значимые знания. Я также указал на то, что этот фильм нельзя рассматривать эпизодами, вырывая из главной сюжетной линии. А в ней главный герой фильма Андрей Рублёв разочаровался в русском народе, видя зависть, предательства и убийства. Мне помнится, он вопрошает: для кого я рисую святые облики, если они завидуют, предают и убивают. Разочаровавшись в людях, он принимает решение отказаться от творчества, уйти в простые монахи и взять обет молчания. Я предложил обратить внимание на конечный эпизод фильма, когда Андрей Рублёв нарушает обет молчания, начиная успокаивать парня и говоря, что они пойдут и ещё многое сделают вместе. Андрей Рублёв осознал, что то, что он делает очень имеет большую значимость и найдёт того, кому это нужно. После того, как я довольно эмоционально выдал это, меня поддержали все присутствующие. Москвич как-то стушевался, пробурчал, что-то типа, может быть, и слинял от нашего костра. А мы ещё повспоминали запомнившиеся эпизоды из фильма, и перешли к песенным "процедурам".

Почему я вспомнил этот эпизод, а для того, чтобы показать, что молодёжь того времени — это не трясущие от страха забитые оболваненные рабы, а вполне гармонично развивающие личности, конечно, если сам человек осознаёт, что хочет развиваться, стремясь к своей гармонии.

Пролетели дни, заполненные учёбой, тренировками походами по ледникам и склонам гор, где уже они были заполнены тренировками на льду и снежных склонах. Прошли наконец-то нелюбимые мною экзамены. Остался последний штрих заседание комиссии, которая присваивала звание инструктора альпинизма. Было три варианта окончание школы: первый, присвоение звания без стажировки; второй присвоение звания с одной сменой стажировки и третий вариант присвоение с двумя сменами стажировки. У меня были неплохие показатели, и я тянул на первый вариант. И вот тут мне аукнулось моё отношение к зам. начальника по политической части. Я уже писал о моём отношение к высокопоставленным членам партии и здесь я старался не иметь с ним никаких отношений. Он чувствовал негатив от меня, но ни к чему придраться не мог, я был всегда с ним корректен. Ещё, я полагаю, уже с точки зрения сегодняшнего моего сознания, что кроме моего корректного поведения и хорошей идеологической подкованности, я был в некотором роде защищён своей институтской закрытой специальностью, при которой я был в поле зрения КГБ. А с этой организацией ясное дело связываться никто не желал, тем более по таким пустякам, как желание насолить мне. Но бяку он мне подложил. На комиссии он предложил мне присвоить звание инструктора по второму варианту, т.е. с одной сменой стажировки, ссылаясь на мою молодость, и что эта стажировка улучшит мои показатели как альпиниста и инструктора. Конечно, игнорировать мнение такого человека было нельзя, да и предлагал он вполне обоснованное решение. Вот так я получил корочки инструктора альпинизма с довеском в смену стажировки. Стажировка означала для меня проведение смены в качестве стажера прикреплённого к инструктору отделения новичков или значков. Это означало, что вся фактическая работа инструктора отделения ложилась на стажёра, а инструктору оставалась роль контролёра. После торжественного поздравления с окончание Школы инструкторов я был вызван к начальнику школы Барову, и он мне выдал информацию, что в а/л Безенги будут проводиться международные соревнования спасательных отрядов. Желание участвовать изъявили очень много зарубежных стран, как капиталистических так социалистических, почти весь цвет европейского альпинизма в области спасения в горах. От иностранных организаций поступила просьба об участии, кроме команд спасателей СССР команды от Школы инструкторов. Игнорировать их пожелания было бы неверным политическим шагом. Так как я являюсь призёром соревнований спасателей Западного Кавказа в составе команды а/л Узункол, а этот лагерь является признанным лидером подготовки команд к такому роду соревнований, то мне бог велел стать "играющим тренером" команды спасателей Школы инструкторов, т.е. совместить роль главного тренера и участника команды. Я сразу же выразил сомнения в победе нашей команды: где мы, а где зубры спасатели, которые не одну собаку съели на такого рода соревнованиях международного уровня. Баров мне объяснил, что наша победа даже не предполагается, а главное то, что наша смена очень подходит для представительских функций. Оказалось, что кандидаты, отобранные в команду не на много старше меня, а то, что команду будет тренировать и возглавит самый молодой инструктор ещё больше усилит эффект идеологического воздействия. Также в качестве бонуса он обещал перед отъездом на соревнования разрешить нам сходить на Эльбрус. После всего этого я, конечно же, согласился.

Перед тем, как продолжить своё повествование, хочу поблагодарить Сергея Сущанского

Школа Инструкторов Альпинизма. Международные соревнования спасателей.

Три дня мы таскали по скалам друг друга то в акье, то в рюкзаке носилках отрабатывая до автоматизма все приёмы разных "легенд" спасательных работ, которые могут быть положены в основу предстоящих соревнований. Я выгреб всё из своей памяти по тренировкам в Узунколе. Все, что можно сделать за такое короткое время, мы сделали, и я решил, что мы готовы. В этом меня поддержал начальник спасательного отряда Школы. И Баров дал нам добро к восхождению на Эльбрус.

Восхождение на Эльбрус. Коварная "горняшка".

Нам на это выделили три дня. План был таков: первый день, подъём на Приют Одиннадцати; второй день, акклиматизационный выход на приют Пастухова с возвращением в приют Одиннадцати; третий день, восхождение на Эльбрус и возвращение в Школу. Как правило, при восхождении давали ещё один резервный день на непогоду и всякие неучтённые обстоятельства, но у нас был лимит времени. Нас завезли к началу канатной дороги в ущелье Азау. Далее, в вагончике канатной дороги мы поднялись на конечную станцию, которая находилась на месте, которое называлось, если мне не изменяет память толи Солнечная поляна, толи Солнечная долина. Дальше своим ходом. Где-то после обеда мы добрались до приюта Одиннадцати. Вот таким он тогда был. Там нас уже ждали и заселили на вип 2 этаж (все-таки команда спасателей Всесоюзной Школы инструкторов). Второй этаж был застлан коврами и комнаты на две и три персоны.

Я никак не могу вспомнить, сколько человек было в команде. Помню точно, что был Прибалт (имя не помню) самый здоровый из нас, крымчанин Сергей Сущанский такой же худой, как и я (даже ещё более), и два брата красноярца (имен тоже не помню) средней комплекции и всё. Больше никого, по моей памяти, не было.

Надо справиться у Сергея может он помнит!!!!!

И вот здесь (звучат фанфары) мне на помощь пришёл Сергей Сущанский. Благодаря его памяти и моим уточняющим поискам в интернете я могу переписать своё начало.

В команде нас было шесть человек: ну, со мной вы знакомы, Сергей Сущанский такой же худой, как и я, только не крымчанин, а одессит; Прибалта самого здорового из нас оказывается, звали Моцкелюнас Кестутис Казио, поэтому я буду его звать Кестутис; ещё один одессит - Александр Пархоменко (в 1994 году погиб при восхождении на вершину Чогори (К-2); ленинградец Владимир Ильин; шестым был парень из Красноярска. Я оставил свой вариант, чтобы показать ещё один пример выверта подсознания.

Время близилось к вечеру. Мы решили выйти на акклиматизационный выход рано утром в 4 часа утра, поэтому решили лечь пораньше. Утро было классное! Ни облачка, ни ветерка, морозец градусов 25 и всё. Мы довольно быстро поднялись к приюту Пастухова. Вышло солнце, начало теплеть. Мы сидели на камнях приюта Пастухова. Пили свежезаваренный чай, закусывая бутербродами с печенью трески и нежась в лучах восходящего солнца, вдыхая воздух гор и любуясь панорамой всего Кавказского Главного Хребта. Лепота! Не помню у кого возникла мысль продолжить подъём и совершить восхождение сегодня (мол, кто знает, какая погода будет завтра). Мы чувствовали себя совершенно не уставшими и готовыми ко всему. Так как это предложение все восприняли с энтузиазмом, я как руководитель группы дал своё добро.

И вот мы уже бьём ступени, двигаясь траверсом по склону в направлении перемычки между вершинами Эльбруса. В описании я точно помню, эта часть маршрута так и называлась: "траверс влево от приюта Пастухова в направлении перемычки между вершинами". Сегодня эта часть маршрута называют: "по косой полке в направлении перемычки между вершинами" Я полагаю это от того, что траками там сформировали целую дорогу до перемычки и надо бы назвать этот участок: "по косой дороге" (ну, это, наверное, можно отнести к старческому брюзжанию). Ну, а в данный момент мы, сменяя друг друга топтали ступени, что давалось не скажу, чтобы легко. И вот мы выходим на перемычку. Все останавливаются, но Красноярец продолжает идти и идти не туда куда нужно. Я его окликаю, но он не реагирует. Я догоняю его, хватаю за плечо и поворачиваю к себе лицом. Да! Я впервые видел глаза человека, ушедшего в себя. Сразу было видно, что его тут нет. Ну что же, первой жертвой горняшки стал красноярец. Я его встряхнул, вроде бы появилась осмысленность во взгляде. Я его спросил: "Как себя чувствуешь?" Он ответил: "Нормально, только какое-то странное тревожное чувство". Я спросил у Пархоменко и Ильина, как они себя чувствуют, те ответили, что всё нормально, чувствуют они себя хорошо. Я спросил у Кестутиса и Сергея как они себя чувствуют и могут ли они продолжать восхождение. Они ответили, что всё нормально, и они готовы продолжать подъём. Я послал их топтать тропу к вершине, а сам остался, чтобы разобраться с остальными. Я приказал нормально себя чувствовавшим Пархоменко и Ильину, страхуя Красноярца, начать спуск к приюту Пастухова и там ждать нас. Если состояние пострадавшего от горняшки будет ухудшаться, то они должны продолжить спуск до приюта Одиннадцати. Они ушли вниз, а я продолжил подъём вслед ушедшим вперёд Кестутису и Сергею. Да я забыл одну не маловажную вещь. У меня был с собой фотоаппарат "Смена". Заряжен он был цветной слайдовой плёнкой. Он висел у меня на груди под пуховкой (чтоб не замёрз), и я его доставал и фоткал. Ребята шли медленно. Впереди шёл Кестутис, было видно, что топтание ступеней ему доставалось с большим трудом. Я решил сделать снимок. И вот пока я расстёгивал пуховку, доставая фотоаппарат и устанавливал выдержку и диафрагму, ситуация изменилась. Я увидел, что Сергей прекратил движение и сел на склон. Я навёл на эту композицию фотоаппарат и увидел, что Сергей уже лежит на склоне в позе эмбриона, на боку, поджав под себя ноги. От неожиданности я нажал на пуск и сделал снимок. Затем, засунув фотоаппарат под пуховку, почти бегом побежал к Сергею. Когда я подбежал к нему и наклонился к нему. Я услышал, как он сказал: "Всё, я умер". Я, действуя на автомате, схватил его за ноги и по снегу потащил его вниз. У меня была только одна мысль его надо стащить как можно ниже по склону. Где-то метров через пятнадцать, Сергей отпихнул меня ногами и сказал: "Нет кажется не умер", видно это был одесский юмор. Потом он сказал, что всё нормально, и он очухался. Я сразу стал кричать Кестутису, чтобы он остановился и начал спуск к нам. На мои крики тот никак не отреагировал. Так как расстояние между нами было небольшое, где-то метров тридцать, а я орал очень даже громко, не слышать он меня не мог. Я подумал, что он также словил горняшку. Я спросил Сергея, как он себя чувствует. Он ответил, что о нём нечего волноваться он себя контролирует. Тогда я ему сказал, чтобы он оставался на перемычке и был готов оказать мне посильную помощь. Сам я рванул за Кестутисом. Нет, я не побежал, как к Сергею, потому что у меня было сомнение в том, что если напрягусь, то могу тоже словить горняшку, а тогда вообще дело будет в швах. Я себя хорошо чувствовал и поэтому пошёл в своём достаточно быстром темпе, чтобы догнать Кестутиса, но в тоже время достаточно медленно, чтобы не перегрузить себя. Я видел, что бить ступени Кестутису было тяжело. Он часто останавливался, но всё же продолжал упорно двигаться к вершине. На мои окрики о том, чтобы он меня подождал, тот никак не реагировал. Расстояние между нами сокращалось. Кестутис остановился. Я, не повышая и не снижая темпа, приблизился к нему, но, когда до него оставалась пара ступеней, он вдруг быстро двинулся вперёд, увеличив разрыв, между нами. И началась гонка с преследованием. Рванув вперёд и создав дистанцию, между нами, он замирал, отдыхая, я, не меняя темпа, шёл след в след за ним, нагоняя его. Когда я уже был вблизи от него, он рывком убегал от меня, снова ожидая моего приближения. Я ждал, когда он потеряет силы, так как по такому снегу и в таком темпе, я полагал, долго он не выдержит. Но нагнал я его только почти у вершины. До вершинного тура оставалось около 30 метров, и он хорошо просматривался, когда я догнал его, и он не смог от меня убежать. Он стоял на коленях в снегу. Когда я подошёл он повернул голову ко мне и тихо сказал: "Я так мечтал взойти сюда". Когда я гнался за ним, я про себя ругал его самыми матерными словами, представляя, как я ему их выскажу, когда догоню. Но после его почти шёпота, я сказал: "Немного подышим и пойдём, нам надо ещё записку сменить в туре на вершине". К туру мы подошли, поддерживая друг друга. Я забрал записку предыдущих восходителей, заменив её на нашу записку. Пока я этим занимался Кестутис восстановил силы и был готов к движению. Ещё раз мы взглянули на панораму гор и двинули вниз. Конечно, вы поняли, у Кестутиса горняшки не было, он просто хотел взойти на вершину Эльбруса. Он полагал, что я прекращу восхождение, и мы уйдём из-под вершины. Он был не прав, я хотел оценить его состояние. Если бы он остановился, и я убедился бы в том, что у него нет горняшки, то мы бы не устраивали эти гонки с преследованием, а нормально бы, сменяя друг друга, достигли вершины. Но что сделано, то сделано. Захватив по пути Сергея, мы быстро стали спускаться вниз к остальным. Они приготовили шикарный обед, который был ближе к ужину. Продукты не надо было экономить, так как к вечеру мы собирались быть в приюте Одиннадцати. Я не помню, о чём мы, тогда, говорили друг с другом. А может мы просто молчали, переваривая те эмоции, которые мы нахватали во время восхождения, пережёвывая пищу и впитывая те красоты гор, что окружали нас, понимая, что завтра мы спустимся вниз, и они останутся лишь в наших воспоминаниях. К вечеру, как и планировалось, мы были у приюта Одиннадцати, а на следующий день уже обедали в Школе инструкторов. Все наши приключения остались с нами. О них никто не узнал. Баров даже разбор не проводил. Заставил меня написать протокол и отдать ему. Двойка, это не серьёзно, пусть даже и на высшую точку Европы, чтобы на её разбор тратить время.

На этой фотографии мы сидим в машине, ожидая отправку на соревнования спасателей.

Школа Инструкторов Альпинизма. а/л Безенги. Международные соревнования спасателей

И вот наша команда спасателей Всесоюзной Школы Инструкторов Альпинизма прибыла для участия в международных соревнованиях в альпинистский лагерь Безенги. Всю суматоху по сдаче документов, регистрации, заселения я не помню, ну, а если я не помню, то значит, она прошла в штатном режиме. Меня, конечно, нервировал повышенный интерес к нашей команде и лично ко мне. Ну как же с 15 лет занимаюсь альпинизмом и скалолазанием, в 19 лет инструктор (гид) и тренер-капитан команды спасателей Школы инструкторов. На собрании представителей команд до нас донесли регламент соревнований. Соревнования предполагалось провести в два этапа. Первый этап, прохождение маршрута с упакованным "пострадавшим" в рюкзак носилки; второй этап, прохождение маршрута с упакованным "пострадавшим" в акью. Во втором этапе участвуют ограниченное количество команд (не помню, вроде 10 команд) показавших лучшее время прохождения первого этапа. Всё это было ожидаемо и никаких эмоций не вызвало. Эмоции вызвало введение нового правила. На первом этапе (прохождение маршрута с упакованным "пострадавшим" в рюкзак носилки) участники команды, которые будут выполнять роль "пострадавшего" и того спасателя, который на своём горбу будет нести этого "пострадавшего" должны быть определены жеребьёвкой среди участников всей команды. Вот это неожиданное новшество для кого-то сильно осложняло первый этап, а для кого-то облегчало. Дело в том, что все номера в команде были закреплены за определёнными участниками в соответствии с их возможностями. Например: самый сильный и тяжёлый Кестутиса никогда не был в роли "пострадавшего", а самый лёгкий Сергей Сущанский не виделся, в паре с Прибалтом "пострадавшим", в роли несущего его в рюкзаке носилках. И я полагаю, что это правильно. Ведь, в реальности, даже мысли не возникнет у спасателей под тяжёлого пострадавшего подсунуть самого малосильного спасателя, потому что это грозило получить ещё одного кандидата в пострадавшие. Но в нашем случае, как говорил Владимир Высоцкий: "Жираф большой, ему видней". Жеребьевки показали, что высшие силы нам намекают, что эти соревнования должны показать, что такое сила духа советского молодого выпускника Школы инструкторов. То, что по жеребьёвке мы выходим на арену первыми, меня даже обрадовало. Конечно, присутствовал отрицательный момент, что все остальные команды получали временную точку отсчёта, но зато мы освобождались от нервотрёпки ожидания. А вот самое неприятное нас ждало во второй жеребьёвке, где Кестутиса получил роль "пострадавшего", а Сергей роль того, кто его потащит на себе. В общем, закон Мерфи (если что-то плохое может произойти, оно непременно произойдёт) реализовался на нашей команде по полной программе.

Начало, наша команда стоит на стартовой площадке первого этапа соревнований. Вокруг полный АНШЛАГ. По моему мнению, иностранцы тут в полном составе. Я насчитал четыре камеры снимающие, как мы готовимся к старту. Все уже знают, что самый лёгкий участник команды будет нести самого тяжёлого. Слышим подбадривающие выкрики на разных языках.

Следует немного прояснить, что нам предстояло совершить. Маршрут представлял собой три участка, по которым было необходимо пронести пострадавшего.

Первый двадцатиметровый участок, это участок подъёма пострадавшего по отвесной стене. На этом участке была пробита дорожка из страховочных крючьев до небольшой полки, где должна быть организована станция подъёма.

Второй двадцатиметровый участок маршрута, тоже пробитый крючьями, имитировал траверс, т.е. перенос пострадавшего, двигаясь по горизонтальной полке от станции подъёма к станции спуска третьего участка маршрута. На втором участке мы должны были навесить горизонтальные перила. Это был самый наш проблемный участок, так как по правилам на участке горизонтальных перил могли находиться только два человека. Сергей, Кестутис и были теми двумя, которые только и могли находиться на двадцати метрах этого участка. Мы же, оставаясь на крайних точках: я и Владимир на месте станции подъёма, а Александр и Красноярец на месте станции спуска мало чем могли помочь Сергею. Ему предстояло пройти по узкой наклонной скальной полке, неся на себе Кестутиса чуть ли не в полтора раза тяжелее его. Я тогда подумал, что иностранцы могли бы заключать пари о том, пройдёт ли Сергей этот участок.

Третий участок был самым лёгким из всех. Простой спуск, стравливая веревку с Сергеем и рюкзаком носилками, а затем в темпе ликвидировав станцию спуска, нужно было всем остальным дюльфернуть вниз. Последний спускающий участник продёргивал спусковую верёвку. Моментом окончания маршрута считалось пересечение последним участником края финишной площадки. При этом, всё снаряжение уже должно было лежать на финишной площадке.

Судья на старте даёт отмашку. «Понеслась душа в рай!». Первый участок я прохожу, навешивая верёвку вертикальных перил, одновременно, таща за собой ещё одну верёвку, для организации верхней страховки следом идущего Красноярца для налаживания полиспаста для организации подъёма Сергея с пострадавшим. Выскакиваю к точке организации станции подъёма. Организую самостраховку, затем точку верхней страховки и ору: «Страховка готова!». Слышу крик снизу «Пошёл!». Чувствую по ослаблению натяжения верёвки, что следующий спасатель ушёл с нижней точки. Он тоже тянет верёвку. На ней он будет страховать подъём по вертикальным перилам Александра. Ещё одной его задачей является снять все наши страховочные карабины с перильной верёвки. Добравшись до меня, он становится на самостраховку. Я в это время выщёлкиваю страховочную верёвку из карабина страховки и сбрасываю её вниз. Теперь она будет исполнять роль верёвки для подъёма Сергея с рюкзаком носилками. Тут же вщёлкиваю в карабин верхней страховки веревку, которую принёс красноярец. Он перехватывает верёвку у меня и кричит: «Страховка готова!». Слышим в ответ снизу «Пошёл!». Я начинаю организовывать полиспаст. К приходу Владимира работа по его изготовлению была в самом разгаре. Встав на самостраховку, и не забыв сбросить страховочную верёвку вниз, один присоединился к этому увлекательному процессу, который мы быстро закончили. Второй принял Александра. Снизу, Сергей уже прокричал, что к подъёму он готов, и мы приступили к ещё более увлекательному процессу – их подъему. Под крики: «И раз! И раз!» мы быстро потащили к себе Сергея с его ношей. Как только он оказался на, нашей, полке я занялся постановкой его на самостраховку. А в это время, Красноярец уже «бежал» по горизонтальной полке, под страховкой Владимира, провешивая горизонтальные перила и волоча за собой верёвку, для организации на точке спуска страховки, идущего за ним. Добравшись до места организации спуска, красноярец принял Владимира, который тоже тянул за собой верёвку, которая должна была стать страховочной для Сергея и его ноши. Александр быстро проскочил горизонтальные перила добравшись до Владимира и Красноярца.

Наступил момент истины! Сергей двинулся в путь. Я не могу передать словами моё состояние того эмоционального напряжения, которое меня держало всё время пока Сергей преодолевал эти двадцать метров. По-моему, где-то после пяти, шести метров он начал ругаться матом. Это породило шум среди болельщиков, видно иностранцы хотели узнать, какую информацию передаёт Сергей. Следует отметить повышенное внимание иностранцев именно к нам к команде Школы инструкторов. Все четыре кинокамеры непрерывно жужжали, снимая нас с момента нашего прихода на стартовую площадку, фиксируя все наши телодвижения. В толпе иностранных зрителей начались смешки, видно им перевели, какую «информацию» хотел донести Сергей. Я с тоской смотрел как, обливаясь потом и ругаясь матом, Сергей медленно шаг за шагом двигался по полке, но он всё-таки двигался. Наконец, он вошёл в зону доступности, где братья красноярцы буквально втащили Сергея с Прибалтом к себе на полку. Один тут же пристегнул их на крюки, а второй крикнул мне: «Пошёл» и стал выбирать перильную верёвку, превратив её в страховочную. Я уже был готов к этому и тут же рванул по полке, снимая карабины с крючьев. Когда я появился на полке станции спуска, Сергей с Кестутисом уже были подцеплены к системе спуска и ожидали момента моей постановки на самостраховку, что бы страховавший меня Красноярец переключился на их страховку. Мне тогда показалось, что Сергей держится из последних сил. Кестутис замер в положение, когда было видно, что он не помогает Сергею, а то нас тут же сняли бы с маршрута, объявив о дисквалификации. Мгновенно после щелчка моего карабина постановки на самостраховку Красноярец бросил мою страховочную верёвку и, захватив страховочную верёвку Сергея, крикнул: «Страховка готова». Владимир выщелкнул самостраховку Сергея и Кестутиса и крикнул: «Пошёл!». Тут же Сергей откинулся от стены, нагрузив спусковую верёвку. Пока Александр, Владимир и Красноярец со свистом спускали Сергея с его ношей, я организовал систему для продёргивания верёвки по окончанию спуска всех участников команды. Как только Сергей коснулся площадки приземления, роль пострадавшего теряло своё значение, а «пострадавший» становился обычным спасателем. Поэтому на площадку ногами приземлился Кестутис, а Сергей просто упал на неё. В это момент Красноярец бросил спусковую верёвку, и начал садится для дюльфера на спусковую верёвку Сергея, которая стала теперь дюльферной. Я в это время застёгивал ему на грудную обвязку конец страховочной верёвки, с которой уже разбирался Владимир, чтобы начать страховать его спуск. По его команде «Страховка готова! Пошёл» Красноярец ушёл вниз. Получалось, что он спускался по бывшей спусковой верёвке Сергея, а страховался той же верёвкой, которой была страховочной для Сергея, только сейчас её нижний конец возвращался наверх. В это время внизу на площадке приземления развивались события трагикомичного характера.

Кестутис, отстегнув все веревки, освободился от рюкзака носилок. Площадка приземления не была финишной. Площадка финиша находилась на другой стороне ручья, который протекал вдоль всей скалы, на которой был проложен маршрут соревнования, отделяя зону соревнований от зоны расположения болельщиков. Сергей не мог встать. Кестутис взял его на руки и, перенеся через ручей, положил на финишную площадку, что вызвало эмоциональное оживление у зрителей. И пока мы зачищали спусковую площадку и «линяли» сверху на площадку приземления, он перетаскивал всё снаряжение, сбрасываемое нами, на финишную площадку. Так что когда я, спустившись последним, продёрнул верёвку, то мне оставалось подхватить упавшие верёвки перебежать с ними ручей и впрыгнуть на финишную площадку. Всё! Отсечка времени. Вот так закончился для нас первый этап соревнований.

Я полагал, исходя из своей памяти, что во второй этап мы не прошли. Я полагал, что мы слишком много времени потеряли на горизонтальным участке маршрута. Все понимали, что это будет так, при таком раскладе, но мы несмотря ни на что боролись до конца и это тоже поняли все. Многие, как наши, так и иностранцы подходили к нам, выражая своё восхищение нашему прохождению маршрута. Как оказалось, после обработки результатов первого этапа, если бы мы прошли, горизонтальный участок по среднему времени участников первой десятки, то мы спокойно входили в десятку лучших. Время, показанное нами на двух других участках, было лучше многих тех, кто в неё вошёл. Вот такие пироги! Но это я полагал, а Сергей Сущанский те события помнил лучше меня. Вот, что он мне написал:

Привет, Олежа!

После твоего рассказа о делах давно забытых – прошло уже больше 50 лет, естественно, долго вспоминал…

Что-то я тебе написал сразу, после прочтения. Что-то добавлю сейчас.

*

Что сказать? Твои воспоминания больше об Сергее Сущанском, чем об Олеге Рассолове! За что огромное спасибо на добром слове!

*

Затем, соревнования в Безенги назывались:

VII Всесоюзное первенство спасательных отрядов альпинистов ЦС ДСО Профсоюзов. Именно так оно записано в моей «Книжке альпиниста».

Соревнования делились на две части:

Подручными средствами (то, что ты называешь «прохождение маршрута с упакованным пострадавшим в рюкзак-носилки»).

Тросовое хозяйство. (У тебя – прохождение маршрута с упакованным пострадавшим в акью).

И первую часть – транспортировка подручными средствами – мы закончили великолепно – мы заняли третье место среди участвовавших команд. И всё правильно: Моцкелюнас был «пострадавшим», а мне выпал жребий тащить его тушу на себе. Если учесть, что в те годы во мне было 60 (плюс-минус) килограмм, а в Кясте килограмм 90, если не больше, то я, во-первых, практически ни хрена не помню, а во-вторых, я действительно после спуска и приземления рухнул на землю без сил. Но!

На след. день – было тросовое хозяйство. И не успели мы начать движение после старта, как у кого-то из нас судья по фамилии БЕНКИН – зафиксировал не завёрнутую муфту карабина, и выключил секундомер. Тем самым фактически сняв нас с маршрута. Бенкин доктор, с ярко выраженной «французской» физиономией. Мне тогда показалось, что ему были дадены соответствующие тайные инструкции «валить» конкурентов. Что он и делал достаточно успешно. Это было незаконно, не по правилам: он должен был отметить нарушение, и впоследствии снять с команды какие-то баллы или секунды. Но что случилось, то случилось.

Я тебе писал, что с нами был представитель Школы – Новомир Галкин. Он начал ругаться с судейской коллегией, доказывая несправедливость и добиваясь нашего повторного прохождения маршрута. И добился: нам разрешили, однако вне конкурса. Конечно, мы прошли, но жетонов нам не дали. (Количество Жетонов старого образца было строго ограничено – только для участников команд победителей).

Хочу разъяснить некоторые моменты в разночтении между моим изложением и изложением Сергея.

То, что я пишу, я пишу по памяти, сверяясь с тем, что есть в интернете, поэтому полагаю мне простят "старческие провалы памяти и неточности". И главное ведь не документальная точность, а мысли и эмоции. В своей параллельной "обычной жизни" все вещественные материалы в виде: книжки альпиниста, удостоверение инструктора, удостоверение сотрудника Спасательной службы СССР, альбом значков, альбом фотографий в общем весь мой архив; сгорел в багажнике машины, когда при отъезде из Грозного по делам бизнеса она была расстреляна из РПГ. Нам позволили выскочить из машины, потому что убивать нас не хотели. Просто так тогда, в девяностых годах, предупреждали, что мы слишком многого хотим и не туда лезем. Но тогда в горах я был только если это было связано с бизнесом. Вот поэтому, то, что это было VII Всесоюзное первенство спасательных отрядов альпинистов ЦС ДСО Профсоюзов я не помнил. В моей памяти они были международными. Но вот в чём несуразность. Попытка найти в интернете сведения об этих соревнованиях потерпела крах. Поисковые системы выдали, что вроде бы такие международные соревнования были и даже в а/л Безенги, но год 1973 обозначен как ориентировочный. Прохождение по ссылкам приводило либо, что к этому сайту доступа нет, либо к фотографии, сделанной в а/л Безенги с Кропфом - главным организатором этих соревнований. Я не буду вдаваться в конспирологический аспект, но то, что с этими соревнованиями, что-то не то, навевает эту мысль. В довесок к этому можно отнести то, что моя попытка прошерстить иностранные источники ни к чему не привело. Тот же минимум.

Я предполагаю, что исчезновение информации по альпинистской спасательной службе СССР связано с тем, что многие станут задавать неудобные вопросы.

А правы ли были те, которые ликвидировали альпинистскую спасательную службу СССР, имеющую отработанную систему взаимодействия с людьми, приезжающими в горы и являющейся частью общей строгой системы подготовки альпинистов?

Какая конечная цель тех, кто превратил эффективно действующую службу в часть аморфной МЧС, деградировавшей до уровня зарубежных спасательных служб, способной только на таскание пострадавших и трупы по горам?

В СССР альпинизм был массовым видом спорта, который был доступен широкому кругу людей, а сейчас влачит жалкое существование. В тоже время, альпинистская система подготовки в совокупности с системой спасательной службы СССР была барьером для появления в горах неподготовленных людей, что конечно же сильно уменьшало возможность несчастных случаев. Это сразу же отмечали все иностранные альпинисты и очень нам в этом завидовали в то время.

Ещё одна интересная ситуация проявилась из воспоминания Сергея о судье, который нас снял с соревнований. Судью "француза" Бенкина (если только это тот) я плохо, но знаю. Это бывший Председатель нашей областной федерации. В памяти от него остались нехорошие воспоминания о том, как он грёб под себя все плюшки, которые перепадали областной федерации.

И ещё, я специально стараюсь не применять специальные термины, определения и официальные названия, так как полагаю, что они хороши для учебников, а не для моих воспоминаний, предназначенных для читателей, которые со всем этим знакомятся впервые.

Возвращаясь к тому времени, хочу сказать, что я даже рад, что мы заняли третье место, но это же, по моему мнению, не главное. Главное то, что мы там были погружённые в море интересного и нового, и конечно полезного для нашего развития. Дальнейшее развитие событий я не помню. Так как я не помню, это означает, что никакого негатива не было. После окончания соревнований мы вернулись в Школу, и я оттуда уехал домой. Так закончился мой альпинистский сезон 1973 года в высоких горах. Возвращаясь домой, я не мог предполагать, что меня ждёт очередной крутой поворот на моём жизненном пути.

Крутой поворот. Нити жизни. Случайность.

Следует заметить, что в нашей семье, с начала года, произошло важное событие. Брат, уже в Воронеже, поучаствовал в дебоше и драке, за что в очередной раз был исключён из института. Было ли его решением возвратиться в Новокуйбышевск или отец его отправил мне было всё равно. Я уже тогда осознано считал, что, получив паспорт, человек должен осознать, что начинается взрослая жизнь и он должен думать и отвечать за свои действия по полной программе. Для себя я решил, что пока я не увижу, что брат ведёт себя как человек осознающий свои действия, он для меня посторонний человек. До призыва его в армию оставалось несколько месяцев. Мать устроила его на Новокуйбышевский НПЗ (Нефтеперерабатывающий завод).

И вот я возвращаюсь со Школы инструкторов и готовлюсь к началу учебного года. Вдруг как гром среди ясного неба: брат арестован за умышленный поджог в составе группы. По Уголовному кодексу довольно тяжёлая статья. Меня вызывают для дачи показаний к следователю.

Вхожу в кабинет. За столом сидит майор пожилого возраста с сединой. Здороваюсь. Он приглашает сесть на стул, напротив него. Говорит, что он в курсе, где я учусь и опрашивает меня в качестве свидетеля, но хочет предупредить, что копии материалов следствия и протокола моего опроса будут переданы в соответствующие органы. Глядел он на меня сочувственно, так как знал, какие последствия я буду иметь. Он сказал, что решил раскрыть обстоятельства этого дела для меня, чтобы я мог иметь возможность применить эти знания для снижения отрицательных последствий. И вот, что он мне поведал. Брат, не желая работать, написал липовую медицинскую справку на освобождение от работы сроком на десять дней и предъявил её своему мастеру. Однако мастер ему заявил, что это справка липа и, что позже с ней он разберётся. Положив справку себе в стол под замок, мастер выгнал брата из кабинета. Вечером того же дня брат с каким-то другом бухариком украли в заводской столовой три бутылки водки и устроили попойку. Во время попойки друг бухарик предложил вскрыть кабинет мастера и устроить там пожар. Мол, в пожаре справка сгорит и всё будет шито-крыто. Всё это они и сделали, но оперативно сработала пожарная охрана и пожар был потушен. Ну, а дальше этим занялась милиция. Злоумышленников быстро выявили и задержали. В ходе расследования брат показал, что бланк справки он взял у меня из моего стола. Майор ознакомил меня с протоколом допроса брата. Майора интересовал только один вопрос: откуда у меня пустые бланки медицинских справок? Я рассказал ему историю попадания ко мне бланков. Я рассказал следующее. Возвращаясь вечером домой, я увидел на газоне пачку бланков. Подняв её, обнаружил, что это пустые бланки медицинских справок. Я решил отнести их домой, чтобы впоследствии сходить в то медучреждение, которое было означено на печати, и вернуть их. Придя домой, я положил пачку в ящик своего стола. К сожалению, в связи с зачётами и экзаменами я забыл о них. И вот они напомнили о себе таким образом. Майор, записывая мои слова, усмехался, давая мне понять, что то, что я ему говорю это туфта. Но он ни разу меня не перебил и всё записал в протокол дословно. Дав мне подписать протокол, он, улыбаясь мне сказал, что ему нравится моё поведение и он желает мне благополучно выйти из этого положения, в которое я попал. Пожав друг другу руки, мы разошлись. Конечно же, я ничего не находил, бланки мне дала девушка, из нашей школы, которая устроилась работать в медучреждение и имела доступ к бланкам, а вернее она сама их штамповала, так как врачам было лень шлёпать печати на бланки. Спасибо майору, что он, понимая, что я выгораживаю кого-то, не стал копать дальше. Последствия для меня были бы более печальными и не только для меня.

Через неделю после оглашения приговора брату (не помню, по-моему, ему дали три года химии) меня вызвали к декану. Декан, полковник по званию, глядя на меня, посмотрел на меня каким-то извиняющее-сочувствующим взглядом и начал говорить о том, что ему жаль расставаться с хорошим студентом, но придется расстаться. Наличие родственника, с такой уголовной статьёй, делает невозможным моего обучения по этой специальности. Однако, обладаю правом перевестись на любую специальность другого факультета или в любой другой институт. Он же со своей стороны обещает всякой содействие в переводе. Вот так пришло моё время принятия решений. Мне предстояло сделать крутой поворот.

Я не открою Америку, если скажу, что человек рождается не просто так. В моём мировоззрении человек рождается для выполнения своего Предназначения. Вопрос, что первично, разум или материя, по моему мнению уже давно надо было перевести в разряд индивидуальной веры человека, потому что ни первое, ни второе недоказуемо. Необходимо оттолкнуться от понимания, что было Начало, т.е. факт рождения Мироздания и в моём мировоззрении Созидателя факт рождение Мироздания ознаменовал начало его развития по пути к своему Предназначению. Какова Истина рождения и развития Мироздания? Я полагаю, что и этот вопрос, на который, каждый сам себе отвечает на него через своё мировоззрение.

Я не буду развивать эту тему, так как в своё время, когда я серьёзно задумался об этом я для себя осознал важность темы предназначения, которая заслуживает отдельного обсуждения. Сейчас я её затронул для того, чтобы обратить ваше внимание на логические посылы.

Первый посыл: при рождении сущности возникает её предназначение. Неважно, какая сущность: человек, Мироздание, всё, что мы называем предметами нашей реальности есть множество сущностей предназначенные для осознание их человеком.

Второй посыл: человек не обладает Истиной. Если перефразировать одну поговорку (человек полагает, а Бог располагает), то можно было бы сказать так: "Человек полагает, а Начало располагает". Человек может обладать лишь частью истины, которая, по моему мнению, определяется понятием Правда. Каждый человек обладает своей индивидуальной правдой, которая соотносится с истиной через понятие Степень Истинности. У меня есть несколько притч и анекдотов мудростью которых я пользуюсь в своей повседневной жизни. Вот та притча, которая относится к Истине. Двое спорщиков пришли к мудрецу, чтобы он разрешил их спор и сказал у кого в этом споре истина. Мудрец сказал: "Хорошо, только заходите по одному". Зашёл первый, рассказал свои доводы, и мудрец сказал: "Да ты прав!" Спорщик с гордо поднятой головой, не сказав ни слова, прошёл мимо второго спорщика на выход. Зашёл второй, рассказал свои доводы, и мудрец сказал: "Да, ты прав!" Спорщик вышел удовлетворенный ответом. Ученик мудреца присутствующий при разговоре воскликнул изумлённо: "Как же они могут оба правы, ведь Истина одна!" На что, Мудрец ответил: "Ты тоже прав!"

Третий посыл: человек сам созидает свою индивидуальную реальность, которая определяется понятием Жизнь. Я ранее писал, что развитие человека идёт, через осознание истинных интересов. Для образности, я возьму образ созидания ковра. Где нити, которые человек берёт для ковра это интересы как истинные, так и ложные. Человек обладает правом через свои действия, меняя толщину и цвет нитей, создавать отличный от других, по цветности и фактуре, ковёр жизни. Он может быть как прекрасным, так и ужасным, или серым, никаким.

Вернёмся к теме моего повествования. В это время, кроме развития событий, связанных с моим братом, в следствии развития отношений между мной и Ирой приходило осознание о переходе к следующему качественному уровню в наших взаимоотношениях - создание семьи.

В моём мировоззрении есть триединство качеств жизни, которое должен развить в себе человек по пути к своему предназначению: Осознание, Созидание и Гармония. Нетрудно определить, что в моём мировоззрении действие в виде создания семьи является фактом изменения качества Созидания. Да, закон количественного изменения приводящее к изменению качества в моём понимании является общим законом мироздания, т.е. является универсальным. Логично предположить, что процесс создания семьи может идти разными путями так как его должен подпирать процесс развития качества Осознания. Двуединство развития Осознания и Созидания формирует третье качество жизни, определяемое понятием, Гармония. Гармония определяет то качество счастья, которое принесёт созидание семьи. Полагая это отдельной темой для разговора, поэтому я вернусь к теме нашего повествования.

Как я полагал, созданию семьи препятствовало несколько обстоятельств, которые, являлись серьёзными факторами, мешающими положительному решению.

Во-первых, место проживания новой ячейки общества. Самый лучший вариант, снять жилплощадь, в то время, было очень сложным и являлось для двух студентов не по силам. Наше решение обе матери не одобряли, так как: "сначала надо отучиться, хорошенечко подумать бла, бла". В общем стандартный набор.

Во-вторых, кто-то из нас двоих должен был перевестись из одного института в другой. Либо она из Тольяттинского Политехнического института (ТПИ) в Куйбышевский, либо я из Куйбышевского Политехнического института в Тольяттинский. Ясно, что я перевестись не мог, так как моей специальности в Тольяттинском Политехническом Институте не было. Оставался вариант только тот, что она переводилась ко мне. Одновременно, формировался третий момент.

в-третьих, кто бы чего не говорил, но тогда, да и сейчас, я полагаю, что молодая семья должна жить отдельно от родителей, какие бы не распрекрасные они были. А если обстоятельства складываются так, что необходимо использовать вариант с проживанием у родителей, то мужчина должен взять на себя обеспечение психологического спокойствия своей жены и будущей матери его ребёнка на себя, что определяло, по тому времени, что жить необходимо с родителями жены.

Не трудно заметить, что создание семьи — это новая нить в полотне моей жизни И вот сложилась ситуация вроде бы трудноразрешимая и вдруг новые обстоятельства, возникшие вследствие действий брата, создают условия, когда она становится легкоразрешимой. Случайность? С точки зрения моего мировоззрения случайностей не бывает. Я не помню, кто сказал эти слова и в первоисточнике они, вроде, звучат несколько иначе. Я для себя сформировал их так: "Случайность — это неосознанная закономерность". Отдельным важным событием этого года явилось то, что у нас будет ребёнок. В нашем случае, в одно и тоже время, проявились вроде бы две случайности: первая, Ирина в Положении и все возражения материй снимаются; вторая, приговор брату и безвариантным развитием событий является переезд в Тольятти. Остаётся за малым: сыграть свадьбу и оформить перевод в ТПИ.

Да! В этот год заканчивался изменением моих статусов: во-первых, я стал семейным человеком; во-вторых, перевёлся из Куйбышевского Политехнического института в Тольяттинский Политехнический институт; в-третьих, моя будущая специальность с инженер-технолога радиотехнических устройств технологического факультета, поменялась на специальность инженера электромеханика электротехнического факультета; в-четвёртых, сменил место жительства, переехав из Куйбышева в Тольятти.

В Куйбышеве я окончил третий курс, но при переводе оказалось, что разница программ так велика, что третий курс надо отучиться весь заново полностью, а чтобы зачли второй курс необходимо было до сдать четыре экзамена по предметам, которых не было в программе моего второго курса. Так что, я был зачислен на второй курс. Так вот в свадебной суете, в бумажных баталиях по переводу из одного института в другой, в притирке отношений с новыми родственниками заканчивался этот год. Я полагал и полагаю, что человек решившийся на создание семьи должен стремиться к финансовой самообеспеченности. Этим я сразу же занялся, переехав в Тольятти. В институте я устроился на полставки лаборантом (35 рублей). Ещё я устроился ночным сторожем в детский сад (35 рублей) и иногда разгружал вагоны (на 40 рублей в месяц). Учился я неплохо, поэтому я имел стипендию 35 рублей. В общем месячный доход в размере около 140-155 рублей позволял копить деньги на горные сезоны и чувствовать себя комфортно. По тем временам это были приличные деньги. Для сравнения, в первое время после окончания института, работая по распределению на должности инженера-технолога 3 категории я получал 120 рублей в месяц. Следует отметить, что родители не стояли в стороне, они пытались как-то поучаствовать, как в денежном снабжении нашей жизни, так и материальном. Тем более все они были хорошие специалисты, занимали неплохие должности, которые хорошо оплачивались. Галина Павловна (мать Ирины) полностью взяла на себя продуктовое снабжение иногда пытаясь всунуть лишние денежки. Также лишние денежки нам пытались всучить и моя мать и тетя Клава. Но мы взятие ограничивали на суммах 10-15 рублей, категорично отказываясь от больших. У нас сложились неплохие отношения между родственниками. Вот так мы и жили. Новый год мы встречали в благости и в предвкушении рождения ребёнка.

Продолжение Следует.......

Если Вам понравилось и Вы желаете мне помочь то можете отправить на баланс моего телефона (+7-903-810-8574) любую, необременительную для Вас сумму.